— На кой ляд мне и твоя ярочка и осетинская барашка… Своих хватит, — проворчал Евтей, не замечая остановившегося в дверях Василия. — Помоги вон хозяйке кадушечку с потолка снять. Гляну сколько там, а то и наделю… А деду скажи, барашку хай забирает. Да гляди, чтоб она мне там во дворе помету не насыпала… Ишь, вздумали в передний двор с овцой заезжать…
Гаврила с готовностью кинулся помогать атаманше. Старик, растроганный атаманской щедростью, снова заговорил:
— Зачем строгий снаружи, Евтей?! Душа твоя добрая, я ее давно слыхал… Когда будешь на нашем село, ходи мой хадзар,[9] дорогой гость будешь. Я добро ни раз не забывал! Сын мой малый. Ахсар, — хороший джигит — Гаврил вон знает ему! Нужно будет, скажи, всегда хозяйству поможем. Ахсар пришлю. Его чикотка нет, хороший джигит. Поможем…
Получив, наконец, мед, Гаврила с кунаком откланялись. Хозяин, делая вид, что нисколько не удивлен появлением Савицкого, провел его в чистую половину.
Основательно усевшись на лавке у стола, Василий долго молчал, ждал, пока хозяин выпроваживал на кухню детей. А когда тот сел напротив него, сказал, не поднимая глаз от узорчатой вязаной скатерти:
— Ты меня знаешь, атаман?
Попович помолчал, пряча под нависшими седеющими бровями заигравшие в глазах огоньки. Потом сказал своим низким, из самого нутра идущим басом:
— В японскую в одном окопе рядком сидели, как же не знать… Пора…
— И я тебя знаю. Справедливый ты был человек, за общество душой радел, неправды не терпел…
Попович неопределенно усмехнулся, поглаживая усы.
— Вспомнил я нынче, на тебя глядючи, как один раз — до войны еще — охотились мы с компанией… Романенко двух козлов подстрелил… Ты только и видел, как он второго на плотине спрудил, а к шалашу с одним пришел… Помню, как ты, озлившись, тряс его за шкирку, возмущался, что он за своим кошелем раньше стоит, чем за общественным. После ребята говорили, что на твоем месте другой бы молчком припер Романенко да заставил бы поделиться припрятанным…
— С чего это ты мне про меня самого? — не вытерпел Евтей.
— А ты слушай, не перебивай… Хочу тебе напомнить, каким ты был… Под Порт-Артуром, на бугре, окруженные мы семь суток сидели… Ты весь свой припас скормил раненому Дидуку… А в бой всегда ходил первым, за спины товарищей не прятался…
— Ну, будет! — решительно хлопнул по столу тяжелой мясистой рукой хозяин. — Выкладывай напрямки, за чем пришел?
Савицкий будто и не слышал, продолжал прежним тоном:
— А теперь вот в атаманы попал; с богатеями да офицерьем якшаешься, сам разбогател, работницу завел…
— Работницу не от жиру взял — баба хворает, с хозяйством не справляется, — заметно раздражаясь, перебил Евтей. — А что атаманить стал… — Он ерзнул на месте, длинно и зло проскрипела лавка под его мощным телом. — А что атаманить стал, так то общество выбрало… А согласие дал — все про ту же правду думал… Порядок навести хотел, хай ему грец!..