Затем показания давала Барроуман, которая повторила свое прежнее описание кепки и пальто. На вопрос, напоминает ли ей Слейтер человека, которого она видела тем вечером на Западной Принцевой улице, она ответила: «Вон тот человек, который здесь, очень на него похож», — ко времени, когда дело об убийстве будет слушаться в суде, это признание примет куда более определенную форму. Барроуман повторила свое заявление о том, что виденный ею человек «имел слегка кривой нос». (Нос Слейтера, хотя и с горбинкой, не был искривлен.) Барроуман также признала, что в кабинете Фокса в тот день ей показали фотографию Слейтера.
После этого давал показания Адамс, по всем характеристикам единственный зрелый и мыслящий самостоятельно человек среди трех свидетелей. Он произнес лишь, что Слейтер «не сказать чтобы не похож» на человека, виденного им на лестничной площадке мисс Гилкрист. В день убийства при взгляде на злоумышленника он не заметил ни особенностей походки, описанных Ламби, ни особенностей носа, описанных Барроуман.
Слушание продолжалось несколько дней; другие свидетели давали показания на стороне обвинения, еще кто-то — включая друзей по предыдущему пребыванию в Америке — на стороне Слейтера. Сам Слейтер, несомненно по совету адвокатов, озабоченных его неуклюжим английским языком с сильным акцентом, показаний не давал. Однако его свидетельства и без того представлялись ненужными, поскольку в ходе слушаний требование об экстрадиции выглядело все более бледно.
«Я никогда не сомневался в его невиновности, — несколько лет спустя писал Конан Дойлю адвокат Слейтера Уильям Гудхарт. — Из того, что я знал о деталях опознания, представленных уполномоченному во время слушаний по экстрадиции, мне всегда казалось, что идентичность Слейтера человеку, которого видели выходящим из дома жертвы в вечер убийства, крайне сомнительна». И все же 6 февраля 1909 года, перед началом очередного заседания, адвокаты Слейтера объявили, что их клиент решил отказаться от дальнейших слушаний. Он по собственной воле вернется в Шотландию и предстанет перед судом.
Такое решение Слейтера в разгар процесса, обещавшего почти наверняка завершиться в его пользу, демонстрирует некоторые стороны его характера. Одна из них — неустойчивый темперамент, который будет регулярно давать о себе знать во время каторги и затем после освобождения. Другая — неуверенность в финансах: скромные средства, которыми располагал Слейтер, уже ушли на судебные расходы.
Была и третья причина, больше других отражающая сложную натуру Слейтера. Несмотря на неопределенность стиля жизни, репутация заботила его не меньше, чем любого буржуа той эпохи, и он отчаянно жаждал восстановить свое доброе имя. Однако для того образа жизни, который вел Слейтер, в некоторых отношениях он был поразительно наивен. Отлично сознавая свою невиновность, он решил довериться шотландскому правосудию. Суд, как он считал, оправдает его раз и навсегда.