— А как же иначе? — заговорил Анатолий. — Надо только, чтобы глубина была правильная.
— Сказать можно, сделать бывает невозможно.
— Тогда и разговор ни к чему.
— Верно. Согласен. Молодому живой пример нужен. На пустой разговор у молодого два уха, одно для входа, другое для выхода. А какой тут пример, когда я завтра пойду крутиться, вертеться, ловчить, чтобы и чистоту соблюсти и в дураках не остаться?
Пахом Пахомыч глушил себя табачным дымом, частыми, короткими затяжками — что-то требовалось ему для успокоения души.
— О чем, собственно, хочу просить тебя, Никита. Ты ближе к Вере Павловне, бываешь у нее, уважением пользуешься. Нехорошо между ней и моей Лизой получилось на родительском собрании… Лизу тоже можно понять, извелась после нашей беды — под судом, следствием были…
Пахом Пахомыч отставил сигарету в поднятой руке, смотрел, как затухает и покрывается седым пеплом огонек.
— Короче, Лиза моя не по злобе, а с дурости письмо на Веру Павловну написала. Не знаю, подписалась, не знаю — нет, но все равно секрет не велик…
Пахом Пахомыч говорил, понизив голос, и странно было слышать этот шепоток из уст осанистого, крупного человека.
— …Так я уж к тебе, Никита. Объясни Вере Павловне. А я с духом соберусь, пойду к ней сам. Подойди, Никита, не дай бог Лариса о письме узнает…
Пахом Пахомыч стряхнул с папиросы пепел, щелкнул зажигалкой, запах табака смешался с пряным, насыщенным запахом акации, Анатолий судорожно перевел дух, Пахом Пахомыч заметил это и вывел гостей на полянку, на сквознячок.
— А вы хорошее место для усадьбы выбрали! — одобрил Анатолий.
— Не я выбирал, люди выбрали. Тут старый дом стоял родителей первого мужа Лизаветы Захаровны. Лиза хотела уйти отсюда, не любила и боялась Глухого Яра. А я сказал: прошлое прошло и не вернется, и нам нечего отсюда уходить.
Ночная мелкота кружила над вспыхнувшей настольной лампой.
— Так как насчет игры? — напомнил Никита. — Пригласим Эльзу Захаровну? На прикуп? Или втроем?
— Нет, — насупился Таранкин, — не переношу куцую игру. И Лизу не следует тревожить, неспокойно играет, с переживаниями, а переживаний ей и без того предостаточно. Если охота, сгоняем партийку на клеточках. Не возражаете?
Пахом Пахомыч принес шахматный коробок, тарахтел фигурками на ходу.
— Ну, вот… Отличная игра… Успокаивает. Кинем жребий или договоримся, кто с кем?
— Я пас. — Анатолий устроился в углу.
Партия затянулась, Никита был сторонником позиционного стиля, навязал противнику свою игру, теснил с пункта на пункт. Пахом Пахомыч пытался вырваться на простор, пыхтел, отдувался. Анатолий следил за игрой рассеянно, не заметил, как к нему подошла Эльза Захаровна.