— Да пошла ты… — Андрей растолкал ребят. — Люба, ты домой? — обратился он к смуглой девочке в тесной, поношенной форме, в новеньком, тщательно расправленном фартуке. — Я провожу тебя!
Лара Таранкина долго смотрела им вслед.
— Сумасшедшая любовь. Кошмар. Они даже не целуются. Представляешь, Иванко? Сидят рядышком просто так и не дышат. Посидят-посидят, вздохнут и разойдутся… А Любкин фазер тем временем самогон хлещет.
— Ларка!
— А что, неправда? Все знают — ему пол-литра запросто.
— Не пол-литра, а литруху, — повернулся к Ларе Жорка Цибулькин. — Надо выражаться правильно.
Жорка любит правильные выражения, подхватывает на лету, накопляет, собирает, как собирают коллекции. В своей хате, в семье Жорка ладный, учтивый хлопец и речь у него дома — домашняя, обыкновенная, человеческая речь. Зато во дворе, на улице, в школе он не просто школьник, мальчишка, он — кореш, под началом своего старика; из кожи лезет вой, подражая, потрафляя всем, старается перещеголять всех; так и сыплются рубчики, бабки, козлы, чувихи, зной, фирма, лажа, заметано… Стоит лишь Жорке завести музыку, особенно блатную, ребята подпевают наперебой, выхваляются друг перед другом, и девчонки туда же, боятся отстать.
— Литруха, литруха! — подхватила Ларочка. Здорово звучит. Представляешь: литррру-у-уха-а. Это вещь. Слышно, как булькает.
— Л-а-а-а!.. — донеслось вдруг со стороны левадки; шлепая сандалиями по лужам, не разбирая дороги, летел взъерошенный мальчишка:
— А-а-а… Ребята-а-а-а!.. — выкрикивал он на ходу. — Ре-бя-та-а-а, хлопцы-ы-ы! В яру, за трассой парня угробили… Насмерть угробили!
Остановился на миг, долбил свое: „Насмерть угробили… Думал нашего, выходит не нашего…“ — и полетел дальше, вопя и размахивая руками.
— Мальчики-девочки, рванули на трассу! — метнулся Жорка Цибулькин. Он всегда действовал рывком, сперва кидался, а уж потом соображал, что к чему.
— Рванули через левадку, в обход яра.
Ребята бросились за ним гуртом, как первоклашки, позабыв о стихах, балдеже и спорах.
Андрей и Люба уходили все дальше старой проселочной дорогой, по которой некогда девчата провожали казаков за околицу.
— Пойдем: через рощу, — предложила Люба.
— Там не проберешься после дождя.
— Почему? Совершенно свободно.
Она по-особенному произнесла слово „свободно“: звонко, радостно, так что и впрямь стало свободно, легко…
— Пройдем по трассе до самой рощи. Там, на трассе, сейчас блеск, машины несутся с ветерком.
Она говорила так, словно по трассе неслись ее машины, словно она достала из рукава, как Василиса Прекрасная, ленту дальних дорог.