Анатолий вдруг насторожился:
— Что это?
— Магнитофон или транзистор…
— Нет, слышишь, похоже на крик ребенка.
— А, это на лестничной площадке: Черныш явился, бездельник… Странно, что его не впускают.
— Наверно, Катерина Игнатьевна ушла.
— Но девочка должна быть дома.
Мяуканье затихло, однако вслед за тем кот принялся неистово царапать дверь.
— Придется выйти, — неохотно поднялся Никита, — выйду, не то он всю обивку обдерет.
Вскоре Никита вернулся:
— Понимаешь, звонил, никто не откликается.
— Девочка ушла с Катериной Игнатьевной.
— Что ты, Катерина Игнатьевна никогда не берет ее на вечерние прогулки.
— Заигралась во дворе… Что тебя беспокоит, не пойму?
— Меня все беспокоит. Твой непокой, твои великолепные усы, которых нет, то, что внизу фальшиво играют гаммы, и то, что Катерина Игнатьевна завеялась, бросив девочку на произвол судьбы.
— Закон жизни, приучает к самостоятельности.
— Ддд-а…
Звякнул телефон. Никита взял трубку.
— Это я… Слушаюсь, слушаюсь и выполняю. Да, немедля…
Никита положил трубку:
— Катерина Игнатьевна звонила. Умоляла побеспокоиться, чтобы она вовремя поужинала и легла спать.
Никита позвал Оленьку с балкона, никто не откликнулся.
— Погоди, Толя, я накормлю бродягу, потом заглянем к пареньку, который катает девочек на велике.
Они спустились вниз. Из квартиры на первом этаже доносился прерывистый шум в танцевальных ритмах, негромкий, приглушенный. В такт музыкальному шуму раздавались столь же глухие, ритмичные удары, точно рубили отбивные. На третий звонок выглянул белобрысый, круглоголовый паренек в импортной майке с огромной головой тигра на груди.
— Мы тебя побеспокоили? — извинился Анатолий. — Ты занят?
— Та нет, ничего, обыкновенно танцую.
— Вечеринка?
— Та нет, индивидуально танцую, разбираю танец.
— Ты катался с Оленькой на велосипеде?
— На велике? Я их всегда катаю — мелюзгу. Не жалко, рама крепкая.
— А где теперь Оленька?
— Где ей быть — дома сидит… Ой, нет, позабыл, ее Татка позвала. Это напротив, одноэтажка во дворе. Они всегда там на крыльце сплетничают.
— Ну, спасибо. Танцуй на здоровьечко!
Тата…
Вертлявая девочка, которую они встретили вчера на трассе, — что-то настороженное, взрослое во взгляде. Анатолий подумал об Оленьке: сплетни на крыльце, летающие тарелки, спрятанный полевой бинокль, шоколадный фургон — маленькое существо в потоке жизни; вспомнилось почему-то гнездо в перелеске, втоптанное в глину.
— Заглянем в одноэтажку, Никита?
Девочки судачили на крыльце.
— Это нечестно, Татка, нечестно, зачем на Ольку накапала?
— А нехай не треплется, не распускает язык про всякое, шоколадный фургон, шоколадный фургон, больше всех ей надо.