Пыталась с Андреем заговорить об электронике — он рассуждал, она слушала. Иногда книги читали вместе, разные, он предпочитал классику, а если уж новинки, то самые новые. Бывало это редко, времени не хватало, уроков задавали пропасть; чаще всего Андрей предлагал: «Послушай страничку!» Оглянутся — день на исходе, а хочется ж солнышка, на речку или на каток.
Ее пугало, что теперь не удавалось уснуть сразу, как в детстве, лезет в голову тревожное или радостное, почему с Андрюшкой ей хорошо и она сама становится лучше, добрее, а без Андрея скучно, места не находит, злится на всех? Думает ли Андрюшка о ней вот сейчас, в этот миг? Как встретятся завтра? Кто подойдет первым? Люба пыталась взглянуть на себя со стороны — красивая она или некрасивая, кто умней и красивей — она или Ларка Таранкина? Какой цвет платья ей к лицу, как нарядиться, чтобы стать самой красивой на свете? И вдруг решит, что она некрасивая, хуже всех в классе, дурно одевается, старое платьишко, форменное застиранное… И вслед за тем: «Дура я, глупая, о чем думаю!»
Расставшись с Андреем, Люба домой не пошла, потолкалась у входа в кинотеатр, вернулась на школьную площадь, покружила.
— Люба! — остановила ее Вера Павловна, — ты что бродишь в наших краях?
— Да так… Жду подружку.
— Все давно уже разошлись.
Люба, не поднимая головы, угадала недоверчивый взгляд учительницы.
— Проводи меня, хочу спросить…
«О чем она? Что-нибудь случилось?.. Она никогда так просто, из-за пустяка, не остановит!»
— В коридоре попался мне Андреи, — не сразу заговорила Вера Павловна. — Летит, взъерошенный, слова не добьешься. Случилось что-то в классе?
«Она меня спрашивает!»
— Не знаю, Вера Павловна…
— Он ни о чем не говорил с тобой важном? Вы не поссорились?
— Нет.
— Он чем-то взволнован. Я думала, ты знаешь…
— Я никогда в его дела не вмешиваюсь.
— Не вмешиваться! Своеобразная у вас дружба… — вспыхнула Вера Павловна.
Подумалось: «Поделом мне, чтобы не выпытывала… Как все одно за другим…»
Снова это письмо, переданное завучем, шел уже третий день, она ничего не предпринимала, не говорила с Андреем, надеясь, что как-то образуется, хотя понимала, что само по себе ничто не образуется, и вновь попыталась уйти от случившегося.
— Как Матрена Васильевна? Все еще хворает?
— Спасибо, маме лучше.
— Зайду к ней, Хоме Пантелеймоновичу мои посещения не нравятся, но я зайду… От Ольги есть весточка?
— Давно нет. Забыла про нас.
— Не похоже на нее… Нет-нет, тут что-то другое. Хорошо помню ее молчанки. Уверена — домой собирается. Вот увидишь! — И продолжала говорить не о том, что на душе, а что положено: — Ты, Любочка, поддержи мать, ты теперь правая рука Матрены Васильевны… И в школе, пожалуйста, подтянись… — Она терялась перед этой девчонкой. — Особенно по физике и математике…