— Приятный, — подтвердил Павел Иванович.
— И очень стойкий. В Риге я нечаянно прилила полфлакона на воротник зимнего пальто, так и теперь чувствуется — роза. Ой!.. — упал ее голос, а руки прикрыли грудь, наспех застегивая пуговицы. — Я сейчас. — И побежала. Ее черные лаковые туфли с белыми ободками-крылышками, как две ласточки, выпорхнули в незакрытую дверь.
Павел Иванович давно приметил эту привычку Тамары выставлять напоказ что-нибудь необязательное для общего обозрения и не удивлялся. То утром она вылетит к умывальнику в одних трусиках и бюстгальтере, то забудет в ванной комнате небрежно брошенные пажи, то постирает все свои туалеты и вывесит сушить в огороде, под самым окном Дружинина. Уж так, казалось ей, приобретают силу женские чары.
А в театре она удивила Дружинина. Дали третий звонок, но свет в зале еще горел, люди рассаживались по своим местам, кивками отвечали на кивки и улыбки знакомых; вытянулась, чтобы посмотреть, кто сидит в первых рядах, и Тамара. И вдруг без стеснения воскликнула:
— Рябина здесь!
— Что еще за рябина?
— Тут одна вдовушка, подруга моего детства и юности. Да вон она, в первом ряду, в белом шелковом платье, еще справа от нее широкие плечи и лохматая голова, чьи они, не пойму… кажется, вашего директора.
— Как будто его, — глуховато сказал Павел Иванович. Он раньше Тамары заметил, что Людмила пришла в театр вместе с Подольским. Сделалось почему-то нехорошо на душе.
— Ну конечно, директор!.. — Тот в это время повернулся к Людмиле, стало видно его профиль: тяжелый подбородок, большой, угольником нос, темные кудлатые волосы, и Тамара зло, с присвистом сказала. — Ишь, заговаривает зубы вдове, пользуется случаем, приехал в Сибирь без семьи. Ах, вражина, и здесь ты такой. Ну, вражжина проклятая!
— Вы почему, Тамара, ругаете его? — удивился! Дружинин.
— А я его, вражину, еще за старое.
— За какое старое?
— Знаем, за какое ругать! Приятельница моя, что вчера и позавчера гостила, в одной армии с этим Подольским была. Увидела его здесь, шли по городу, он ехал, говорит: "Он!" Приятельница, как я, в армейской прокуратуре служила, Подольский — в саперных частях, командовал батальоном, потом его сияли — достукался.
— Как это достукался?
— Боевой приказ фронта не выполнил, когда по Германии шли. Проваландался в ближнем тылу с какой-то бабенкой и не привел вовремя батальон к переправе через реку. Сколько из-за него тогда людей: погибло, рассказывала приятельница, только контрразведке "Смерш" да ихней прокуратуре и было известно. Контрразведка посадила его в полевую тюрьму, провела следствие, да ему, вражине, удалось выкарабкаться, не стали судить.