Снова директора встретились в заводоуправлении только в полдень.
— Приветствую! — воскликнул Подольский, распахнув дверь. Быстро прошел по ковру и через большой стол подал руку Михаилу Иннокентьевичу. — Отдыхали?
— Отдыхал, — не всю правду сказал Абросимов, так как дома он еще не был, утром соснул в кресле, а теперь вот вызывал то один, то другой цех, справлялся, не поднимается ли снова вода, не просачивается ли где-нибудь через почву.
— Удалось соснуть, освежиться и мне, — сказал Подольский. — Правда, номер в гостинице попался не ахти как спокойный, соседи справа и слева молодые, горластые, но чуть дотронулся головой до подушки, ничего больше не слышал. — Он подсел к столу Абросимова, облокотился. — На заводе благополучно?
— Пока никакого ущерба не причинено.
— Так что вы ночью и в галоши не набрали водички?
— Нет, все обошлось мирно.
— Тоже великое стояние? — Снисходительная улыбка появилась на лице Подольского и тотчас исчезла. — Тем лучше! Между прочим, вы хорошо придумали: заградительный вал, при очень большой воде он один принес бы спасение… Может быть, приступим к приему-сдаче дел? Если вы, конечно, готовы и расположены.
Михаилу Иннокентьевику показалась глубоко оскорбительной эта бесцеремонная поспешность преемника, хотя Подольский и обставил ее смягчающими словами "конечно" и "может быть".
— Я готов, о расположении говорить не приходится, — сказал он тихо, сутулясь. — Давно готов. Не сумел управлять заводом, освобождай насиженное место, не задерживай.
— Вы не так меня поняли, Михаил Иннокентьевич, — виновато засмеялся Подольский, — или я не так выразился. Право же, я не собирался вас обижать. Да и неужели вы серьезно думаете, что мне позарез нужно ваше, Михаил Иннокентьевич, директорское кресло? Не-ет! — Глаза его подернулись влагой. — Не с таким уж пылом и жаром я ехал в ваши края, Михаил Иннокентьевич. Даже без личного желания — воля партии. Вам известно, что я работал в министерстве, в Москве. В Москве у меня прекрасная квартира, укоренившиеся знакомства — тысячи благ. Кто же в моем возрасте — за сорок — с бараньим восторгом отрывается от дорогого и близкого? Да и зачем бы я стал менять столицу на захолустный Красногорск, где и театра-то приличного, думаю, нет, чтобы скрасить человеку личную жизнь.
Есть, и неплохой? Допустим, что так. И все же Красногорск не Москва и даже не улица Горького в Москве…
Абросимов хотел извиниться за свою бестактность, но преемник говорил, не умолкая:
— Со страстным желанием уезжают из Москвы, Михаил Иннокентьевич, только молодые энтузиасты, которым не терпится скорей покорить весь мир, а я сам уже покоренный и… покорный: сказали ехать в Сибирь — поехал и вот перед вами. Вы понимаете меня?