— Нет, я пойду… Меня пропустят.
Кто бы мог удержать Егора?.. Какая сила? Он исчез, попросив меня ждать его полчаса…
— Стой там! — сказал он мне.
Я стоял больше часу у деревянного трактира "Хижина дяди Тома", на противоположной стороне огромной Смольнинской площади. Сюда красногвардейцы и солдаты забегали согреться стаканом жидкого чая. Площадь была черна от людей и машин.
Петроград слушал отдаленные раскаты выстрелов. Я думал, что мне уже не встретить Егора. Но он, как всегда, появился внезапно. Расхлябанная машина вдруг заскрежетала, остановилась, обдав меня клубами черного, густого дыма. Сверху, точно с темного неба, я услыхал веселый голос Егора:
— Едем… Садись.
Чьи-то руки помогли мне взобраться. Грузовик дернулся. Я упал на кого-то… Ныряя и качаясь, мы бешено неслись по улицам.
Егор крепко стиснул меня и, торжествуя, прокричал в ухо:
— Видел… Ленина видел!
Наш отряд был отправлен к Летнему саду. Здесь грузовик сбросил нас и опять умчался в темноту.
На берегу Лебяжьей канавки горели костры. Молчаливые, полуобнаженные деревья еще более подчеркивали необычайность этой звездной и почти безветренной ночи, редкие тучи приклеились к небу. Люди говорили шепотом и грели над огнем руки. Разговоры были самые простые.
— У нас сегодня стирка… — задумчиво сказал один из красногвардейцев, молодой парень в новой кожаной тужурке. Он двигался, и куртка на нем хрустела и пахла, точно яблоко.
— Мыло-то достали? — поинтересовался Егор.
— Мыло есть… Все из дому ушли. Папаша мой с Путиловца, брат двоюродный да я… Ну, матери одной скучно.
— Понятно…
Егор вздохнул и вытащил из костра уголек.
— Никого я так не жалею, как женщин, — точно самому себе сказал Егор, закуривая. — Вот мы приставили их к корыту, царствуй у корыта. Вот твое счастье…
— Погоди, скоро забунтует баба, — сказал пожилой рыжий ратник. Выгоревшая фуражка сохраняла еще след от ополченского креста. Он сидел на корточках, впившись взглядом в горящие головни, будто потеряв что-то в костре.
Егор спросил его:
— Какой губернии?
— Вологодские.
— Бабу-то небось согнул в бараний рог?
— Мы воевали… — уклончиво отозвался ополченец.
— Воевали! — заспорил Егор. — А баба твоя не воевала? Сколько у тебя ребят?
— Пяток набрался.
— Видишь… Пять ртов! Пять душ! Надо было отвоевать их, пока ты на службе.
— Верно сказано… — горячо поддержали остальные. — Бабам в наши времена нелегко пришлось…
Один только ополченец еще пытался сопротивляться.
— Погоди, дело не в этом, — говорил он. — На германский фронт меня погнали, я шел! А сюда я пришел добровольно. И ты, и он, и все мы пришли добровольно. Здесь наша воля. За Советскую власть идем. За мир и пострадать можно… А где баба? Почему ее здесь нет?