-Ох, отплатити, дров на зиму заготовить поможити, а супружница твоя, мне на огороде помогати станети. И лучшая то помощь будить.
-Спасибо тебе, мать – прошептал Мишка, и взял Эню за руку.
Ее больше не злило и не раздражало ни его невнимание к тому, что бабушка считает их мужем и женой, ни к повелительным ноткам и интонациям в его голосе. Только жизнь злила ее, сама жизнь, так безвозвратно, не вовремя и спонтанно отнявшая все! «А разве может такое случиться вовремя?» - спрашивала она сама себя, ничего не отвечая.
Бабулька ввела их в дом. Который оказался маленьким, наверное, как большая комната в пятиэтажке, и Мишка занял собой практически все пространство.
-Вот, я вам тут постелити, а сама-то я на печи сплю.
Нюра указала на ворох соломы обтянутый какой-то тканью. По размерам чуть больше кровати на одного человека. Он примостился в правом углу, и изголовьем их импровизированной кровати служил огромный сундук, некогда искусно раскрашенный, а сейчас облущенный и какой-то устало - унылый.
-До завтра так будити, а тамо посмотрим.
-Спасибо, вам огромное. – сказала Энна, в спину Нюре, залезавшей на печь.
Миша принес из машины подстилку, и расстелил ее поверх сена. Они стояли молча, рассматривая место ночлега. И впервые за последние три дня Энне стало все равно: где она, с кем она. Все равно, что она будет спать на одной кровати с чужим мужчиной, все равно, что она никогда не вернется назад к мужу и семье, все равно, что будет с ней. Ей хотелось лечь, закрыть глаза и заснуть, надеясь, что все это лишь сон. Глупый сон, и когда она проснется, Саша будет рядом. Он привычно улыбнется, желая доброго утра, приготовит кофе, и они вместе посмеются над ее странным воображением.
-Как ты думаешь, там мыши есть? – прошептала Эня, присаживаясь на край их ложа.
-А ты что боишься? – с насмешкой ответил он, чувствуя себя не то что не в своей тарелке, а даже и не в соседней. Двадцать лет единственной женщиной рядом с которой он спал - была его жена, и то обстоятельство что в данный момент рядом с ним другая, нервировала его как мальчишку перед первым свиданием. «Должно быть это старость» - угрюмо думал он, «как говориться: что старики, что дети - одинаковые» - посмеивался над его мыслями мозг. «Театр абсурда» думал он. Но представление не желало прерываться на антракт, и он вынужден был подчиниться законам жанра. Только сейчас сообразив, что скажи он Нюре правду, и спали бы они сейчас отдельно, и не было бы этой глупой и никому не нужной неловкости.
-Ну, не то чтобы…
-Я думаю, что нет. Весна! Они давно в полях.