Первая новость особых эмоций ни у кого не вызвала, лишь Шустряков с какой-то затаенной тревогой взглянул на Красовского. А вот весть о предстоящей отправку оживила всех.
— Скорей бы, — выразил мысли остальных Федя Павленко. — А то у меня от этого пшенного супа уже ноги синеть начали.
— Зато в самоволки по ночам не бегаешь, — хохотнул Красовский.
— Ничего, на фронте норма питания посерьезнее, — успокаивающе заметил Николай, быстро опорожняя свою миску.
— А вы бы, гражданин танкист, рассказали нам про фронт, — попросил Шустряков. — Как воевали там, в каких краях?
— Почему ты меня гражданином называешь? Теперь все мы — товарищи. А про фронт что рассказывать, как все воевали, так и я, — отговорился Колобов. — Что же касается места, то под самой Москвой наша бригада дралась.
— Вы нам боевой эпизодик какой-нибудь траваните, — не отставал Юра. — Нам же будет полезно послушать.
Видя, что и остальные смотрят на него заинтересованно, Николай не стал отнекиваться.
— Травить не буду, а настоящий эпизод расскажу. Под Вязьмой это случилось. Подбили мы в одном бою два немецких легких танка, а потом сами вляпались, как яйцо в сковородку: налетели на замаскированную пушку. Она нам первым же снарядом двигатель прошила. На самой высотке остановились — ни туда, ни сюда. Танк горит. Только выскочили мы из «бэтушки», в нее второй раз садануло. Лобовую броню насквозь и, видно, в боекомплект угодило. Так шарахнуло, что башня метров на шестьдесят отлетела…
— И не страшно вам было? — блеснул зелеными глазами Шустряков.
— Как же не страшно? Погибать никому не хочется, — ответил Колобов. — Совсем бесстрашных мне, говоря по правде, встречать не приходилось. Только вот что скажу: на войне смерть почему-то трусов в первую очередь находит. Хитрость не в том, чтобы совсем не бояться, а в том, чтобы не дать страху тобой овладеть, не поддаться ему.
— Так вас за тот подбитый танк упекли в ИТК?
— Нет, — засмеялся Николай. — Вскоре после того случая ранило меня, это уже когда вторую «бэтушку» получил. Лечиться аж в Омск увезли, а потом сюда, в Уссурийск, направили, — тут танковая бригада формировалась…
— Не в двести восемнадцатую? — оживился Пищурин.
— В нее. А что, вы тоже?..
— И я из нее в колонию угодил.
— Получается, вроде как однополчане мы с вами, хоть и не воевали вместе, — невесело усмехнулся Колобов.
— Выходит, что так. А за что вас?
— Долго рассказывать, да и не обязательно, — помрачнел Николай. — На фронт сам попросился.
Он помолчал, а потом, ухватив за худенькие плечи Шустрякова и глядя ему в глаза, неожиданно спросил: