— Что-то вымоталась я сегодня: больше ста раненых в тыл отправили. А сколько их еще в батальоне осталось… Разослала девчат по ротам и к тебе на минутку забежала. Устал, да?
— Ничего, — Андрей благодарно улыбнулся, но покосившись на сидевших в землянке связиста, писаря и ординарца, погасил улыбку. — Что с Войтовым, не знаешь?
— Нет, я в роте Абрамова была, когда это случилось, — Ольга протянула иззябшие на морозе руки к раскрытой дверце «буржуйки».
— И меня не было. Тут Шустряков оставался. Потащили комбата не по дороге, а напрямик, по полю, до берега километра три, не меньше. У тебя связи с медсанбатом нет?
— Нас телефонами не балуют, — усмехнулась Ольга. — Вот-вот девчата оттуда должны вернуться. От них о Войтове узнаем.
…А Петра Войтова в это время все еще тащили на шинели вконец выбившиеся из сил Шустряков и двое связных. До небольшого лесочка, в котором расположился дивизионный медицинский пункт, оставалось с полкилометра, и они торопились, пробираясь через попадавшиеся на пути траншеи и окопчики, воронки, спотыкаясь о припорошенные поднявшейся поземкой трупы.
— Куда вы меня несете? — раздался вдруг хриплый голос комбата.
Бойцы от неожиданности остановились и опустили шинель на снег. Войтов, опершись на уцелевшую правую руку, тяжело поднялся. С удивлением, смешанным со страхом, глядел на оставшуюся лежать на шинели свою оторванную по локоть левую руку. Медленно перевел взгляд на затянутую поясным ремнем культю.
— Что это? Когда? — И не дождавшись ответа, хрипло приказал Шустрякову: — Ну-ка, подай мне ее. Где медпункт, там?
И быстро пошел вперед, крепко зажав в правой ладони кисть другой, такой близкой, своей и в то же время до жути чужой руки. Шустряков кинулся к видневшимся уже сквозь редкий лес палаткам дивизионного медпункта. Подбежав к пожилому санитару в надетом поверх телогрейки белом халате, спросил где находится операционная.
— Так у нас их две, мил человек, — ответил тот. — Тебе которую надоть? — И замолчал, растерянно глядя на остановившегося рядом с Юрой Войтова. Тот странно раскачивался из стороны в сторону, пытаясь засунуть под полушубок оторванную руку.
— Веди скорей, отец. А то промерзнет рука, омертвеет, — прохрипел он.
Санитар, торопливо подхватив Войтова сбоку, повел его к ближайшей землянке, обшитой внутри по стенам и потолку белыми простынями. Тут было непривычно светло от четырех электрических лампочек, питаемых небольшим движком. На двух длинных застеленных клеенкой столах шли операции. Кто-то тихо и монотонно стонал.
— Куда? Почему без разрешения? — раздраженно закричал на вошедших стоявший ближе к двери хирург.