На следующий день его и тех двоих из третьей роты судил военный трибунал. Командование решило воспользоваться случаем: на их примере устрашить штрафников, а потом, мол, юристы, как это уже бывало, приговор пересмотрят.
Колобов, конечно, об этом замысле ничего не знал. Он свое слово сдержал, даже не намекнул на устное разрешение капитана, все взял на себя. Надеялся, что войдут в положение. Как-никак, фронтовик, медалью награжден, после тяжелого ранения. И не куда-то, к семье на несколько часов съездил. Не вошли.
— Я дома всего четыре часа был, хотел увидеть семью перед отправкой на фронт, — убеждал он членов военного трибунала, расположившихся за тремя канцелярскими столами прямо посреди плаца. По его краям — шеренги подразделений танковой бригады.
Напрасно взывал он к сочувствию. Приговор был суровым — к расстрелу. Правда, с обжалованием…
— О чем размечтались, товарищ старшина? — прервал грустные воспоминания появившийся в купе Пищурин.
— Да так, о разном, — не сразу отозвался Колобов.
— А я вот о доме все вспоминал. Полкисета в тамбуре высадил. Скоро уже к Спасску подъедем.
Николай спустился с полки, подсел к Пищурину. Заговорили о войне, о последних сводках Совинформбюро. В них опять назывались оставленные города.
— Когда же их остановят, — вздохнул Пищурин. — Прут и прут, сволочи. Неужели силы у нас не хватает?
— А вот мы приедем и остановим, — усмехнулся Николай.
— Трудно мне придется на фронте, — снова вздохнул Пищурин. — Служил-то я в интендантстве. Стрелять только из дробовика на охоте доводилось.
— Значит, и из винтовки сможешь, — переходя на «ты», ответил Колобов. — Стрелять — наука нехитрая. Слушай, как тебя звать? А то все по фамилии да по званию приходится обращаться.
— Да, конечно, — Пищурин протянул руку. — Меня Виктором зовут.
— А меня Николаем.
В купе шумно ввалились Шустряков, Павленко и Застежкин.
— Не пора ли нам подхарчиться, командир? А то у меня уже кишка кишку гоняет.
— Пора, — согласился Колобов. — Зови Красовского, если обедать, то всем вместе.
— Это мы враз, — обрадовался Шустряков и поспешил в соседнее служебное купе, где ехали проводницы.
Поезд остановился на станции Мучная.
Виктор аккуратно поделил буханку черного хлеба на шесть равных частей, на каждую положил по куску селедки.
— Налетай, хлопцы! Жалко, посудины у нас никакой нет: пока стоим, за кипяточком на станцию сбегал бы. К рыбке бы кипяточек в самый раз!
— Чего ж ты раньше молчал? Я б тебя и чайником, и заваркой снабдил, — самодовольно улыбнулся Олег. — Ладно, намекну своей принцессе — обеспечит. На следующей станции сбегаешь… А ты куда, сявка, грабли протянул? Забыл, что две пайки у меня «под пашню» брал?