Гость разделся, сел к столу. Большими, красными с мороза руками он пригладил мягкие волосы, расчесанные на косой пробор, расстегнул воротник серой рубашки. Мятый грубошерстный костюм висел на нем мешком и скрадывал физическую силу и возраст.
Давно небритый, чуть сутулый, он выглядел пожилым, на самом же деле ему не было и тридцати.
Гость придвинул книгу и, растирая задубевшие щеки, прочитал про себя:
Ох, тяжело, страдая в тайне,
В пустыне этой пропадать,
Но хуже, хуже на Украйне
Смотреть, и плакать, и молчать!
— Та це ж Шевченко! — радостно промолвил он по-украински.
— А то ж хто! — откликнулся старик. — Читаю вот вечерами, чтоб духом не падать…
— А как здорово написано!
— И не говорите: почти сто лет назад, а будто сегодня…
Сушко листал обтрепанный, зачитанный «Кобзарь» и все восхищался знакомыми стихами, а старик сидел рядом и улыбался в свои казацкие усы. Хозяйка, неслышно появляясь из темноты, накрывала на стол. Поставила сало, нарезанное тонкими ломтиками, свежий хлеб, бутылку самогона, заткнутую кукурузным кочаном, толстенные в цветочках рюмки.
— Закусить з дороги, чем бог послал, — пригласила она традиционными словами.
Сушко закрыл книгу, взглянул на стол и поморщился: самогон он не любил.
— Не сумлевайтесь, — сказал старик, заметив его гримасу, — первачок выщий сорт. Куда там горилка!
Он налил рюмки, расправил усы:
— Ну, со свиданьицем, Алексей… Забыл, как по батюшке вас…
— Андреевич, — подсказал гость, поднимая рюмку.
— Ну, Андреевич, хай живе та фабрика, що горилку робыть!..
Сушко нерешительно опрокинул мутноватую жидкость в рот — и задохнулся. С трудом проглотив обжигающий напиток, он тряхнул головой и невольно крякнул.
— Правильно люди говорят: всяк выпьет, да не всяк крякнет.
— Как не крякнешь. Горит, наверное?
— А как же! Выщая марка… — улыбнулся дед.
Сушко принялся за еду. Старик молчал, так как считал, что вести разговоры во время еды не учтиво. Жена его, полная, степенная женщина в очипке, тоже сидела молча, подперев щеку рукой. В наступившей тишине глухо слышались далекие орудийные выстрелы да где-то в темноте вел свою немудрящую песню сверчок.
Поужинав, Сушко поблагодарил хозяев, пересел к двери. Закурили.
— Фамилию мою как знаете, дедушка? — спросил он старика.
— А как не знать! — улыбнулся хозяин. — Тут меня предупредили: придет человек, Бакин по фамилии, так ты, мол, смотри, чтоб был порядок. А вместо какого-то Бакина — старый знакомый. Вы же учителем в Семеновке были?
— Верно, был! — улыбнулся Сушко.
— Вот и помню. Лекцию вашу как-то слушал. Помню, о боях в Финляндии рассказывали, когда оттуда приехали.