— Так о чем же вы хотели поговорить с командиром отделения? — спросил Николай.
— Извиниться перед ним пришел, — с трудом выдавил из себя Рома. — Ребята обещали мне ребра переломать, если сержанта накажут. И агитатор роты сказал, что обратно в колонию отправит, ежели не простит меня отделенный.
Смешилин повернулся к Алексею:
— Виноват я перед вами, товарищ сержант. Сам на плюху напросился. Вот при взводном командире извиняюсь.
Слова непокорного бойца наполнили Медведева тихой радостью. Прав оказался старшина — ребята встали на его сторону, да и Смешилин, пожалуй, искренне раскаивается. Алексей улыбнулся и протянул Роме руку.
— И ты меня извини. Нехорошо с тобой поступил, не сдержался.
— Чего там, — сконфузился тот. — Слово даю, что не нарушу больше дисциплину.
— И политруку такое слово дал? — поинтересовался Колобов.
— Ему я ничего не обещал, он и не спрашивал.
— Но говорил же что-то, раз вызвал?
— Говорил: перевоспитывать, мол, меня бесполезно. Девять классов да еще ФЗУ закончил, вполне грамотный и за свои поступки сам отвечать должен.
— И все?
— Так я ж сказал уже, что обратно в колонию меня собрался отправить…
— А вы что? В армии-то, я заметил, вам трудновато.
— Так что я… В штрафроте, ясное дело, не сахар. А на фронт приедем, нас как пить дать в самое развеселое местечко определят. Я ж понимал все это, еще когда добровольцем записывался. Только обратно на отсидку возвращаться мне нельзя. Засмеют ведь меня там… Каждая сявка в глаза тыкать будет. Нет, для меня теперь только один путь… Всерьез обещаю порядок не нарушать.
— Вот и хорошо. Давайте на этом и закончим разговор, — решил Колобов. — Идемте-ка отдыхать. Подъем ожидается ранний. Говорят, эшелон к шести утра подадут.
После вечерней поверки, когда бойцы взвода улеглись спать, Николай снова вышел на воздух. Он, никому не говоря об этом, решил ночью часа два-три после отбоя посидеть возле казармы. Опасался, что перед отправкой на фронт его «отпетые» повторят историю с винной бочкой. Да и спать совсем не хотелось. Что ни говори, а на фронт ехать — не на посиделки сходить.
Ночь выдалась ясной и свежей. Будто над головой кто-то раскинул огромную черную скатерть с просыпанной по ней крупной солью — звездами. Только далеко на юго-западе небо темнело тучами и изредка озарялось сполохами невидимых за горизонтом молний. Вторая половина августа на Дальнем Востоке всегда грозовая.
Устроившись на скамейке под молодой березой, Колобов докуривал уже третью самокрутку, когда заметил направляющегося к казарме сержанта Павленко.
— Ты где это был? — строго спросил Николай.