— Ой, забыла совсем, вот глупая! — спохватилась жена. — Ты ведь, верно, голодный. Привезла я кое-что.
Вытащив из-под стола кирзовую хозяйственную сумку, стала торопливо выкладывать вареную картошку, маленький кусок сала, десяток яиц, самосад домашней выделки.
— Хлеба вот только нет, — виновато улыбнулась она. — Как ни экономила, не получилось. Очень уж мало дают его по карточкам.
— Да не нужно мне ничего, милые вы мои, — задохнулся от благодарности Николай. — Для себя поберегите. Вам с матерью деток на ноги поднимать. А меня тут кормят, может, лучше, чем вас там… — он запнулся, — на воле. Я по полторы нормы за смену вырабатываю. За это дополнительно мясной пирожок дают. Кто на двести процентов план вытягивает — тем по два.
На диване заплакала Людочка, и Николай, опередив жену, поспешил взять ее на руки. Прижал крошку к груди, ласково зачмокал губами перед васильковыми глазенками. Катюша, стоя рядом, тепло улыбалась. А Колобов, ласкаясь к дочурке, видел материнскую радость жены и чувствовал, как поднимается к сердцу тупая боль; не ласка это — слезы, не улыбка — горе. Наверное, никогда уж больше не озарится его лицо простой и легкой радостью.
Дочурка, осваиваясь в незнакомых руках, на время замолчала, но вскоре снова расплакалась.
— Давай-ка ее мне, кормить время подошло, — Катюша забрала девочку. Присев на диван, расстегнула верх платья, дала дочке грудь и та успокоенно засопела. Николай сел рядом. Нежно обнял их обеих, легко касаясь губами мочки уха, щеки, шеи жены. Сидеть бы и сидеть им вот так и ничего ему больше не нужно от жизни…
Когда надзиратель сказал, что время свидания истекло, они разом вздохнули и попросили еще минутку. Сидели не шевелясь и смотрели друг на друга не отрываясь так, что ни объятья, ни поцелуи, ни слова не могли сказать большего. Наконец, Колобов встал, порывисто прижал Катюшу к себе и, крепко поцеловав ее в губы, вышел из комнаты.
В цех он вернулся успокоенным, повеселевшим, но едва просверлил две или три заготовки, как за ним снова пришел надзиратель.
— Ну, паря, нарасхват ты нонче. Начальник второй части тебя вызывает.
Этот вызов мог означать только одно: пришел ответ на его прошение о предоставлении возможности искупить вину на фронте. Удовлетворили просьбу или отказали? Две недели его мучил этот вопрос и вот сейчас все должно решиться.
По дороге к лагерной зоне конвоир едва поспевал за ним. Дважды даже строго окликнул, приказывая сбавить шаг. Он же, на минуту замедлив движение, незаметно для себя снова набирал темп.
У входа в помещение Колобов еще раз жадно затянулся привезенным Катюшей самосадом, бросил окурок. Его все сильнее захватывало нетерпение. Он и не заметил, как переступил порог кабинета начальника второй части. В трех шагах от него за потертым письменным столом сидел пожилой мужчина в гражданском. Низкорослый, тучный, с желтым лицом, он выглядел болезненно, но смотрел приветливо.