Появились и первые очевидные признаки приближающегося фронта: светомаскировка, разрушенные станционные здания, валявшиеся под откосом исковерканные вагоны.
…Николай Колобов проснулся за полночь. Громыхали и отстукивали свой уже до тошноты надоевший бег чугунные колеса. Вагон раскачивало из стороны в сторону. Под ударами ветра гудела металлическая крыша. В едва угадываемое в темноте оконце залетали холодные капли дождя. Над нарами пронзительно дуло и по теплушке гуляли холодные сквозняки. Вокруг слышались храп, бормотанье и всхлипы спящих бойцов.
Натягивая на щеку жесткий, неприятно влажный воротник шинели, Николай никак не мог согреться, набрать тепло, чтобы снова заснуть. Рядом сладко посапывал Виктор Пищурин. «Нет, тут, возле окна, я не усну», — подумал Колобов и спрыгнул со второго яруса нар. Сделав несколько согревающих движений, он подошел к дремавшему возле самодельного очага дневальному.
— Как дела, Крутиков? Не замерз возле печки?
Очнувшийся от дремы боец торопливо подбросил в догоравший костерок несколько поленьев.
— Дык этакое решето разве обогреешь? Ветром наскрозь все продувает, — пожаловался он. — А вы вовремя проснулись, товарищ взводный. С полчаса уж будет, как политрук наш на остановке подбегал. Сказал, что на следующей станции выгружаться будем. Надо понимать, приехали. Вы, товарищ старшина, случаем не знаете, что это за станция такая — Мадама, а?
— Какая еще мадама? — удивился Николай.
— Да это лейтенант ее так назвал, когда про выгрузку говорил.
— Все-то тебе, Крутиков, бабы мерещатся. Тоже мне, «мадама», — раздался голос Красовского. Он, видно, не спал и слышал их разговор. — Нет тут таких станций. Лида есть и Мадона тоже. Только они под немцем сейчас…
— Кобона это, ребята, небольшой поселок на Ладоге, — разрешил недоразумение Медведев. — До Питера совсем немного осталось, да, видно, дороги дальше нет.
— Чуете, вроде поезд ход замедляет, — встрепенулся Крутиков. — Надоть побудку делать, а, товарищ взводный?
Эшелон действительно замедлял ход. И хотя в дверную щель не видно было ни единого огонька, Николай приказал поднимать бойцов и готовиться к выгрузке.
…Часа через полтора, так и не разобравшись толком в темноте, куда их привезли, бойцы уже погрузились на стоявшие у разбитого пирса рыболовецкие и грузовые суда. Перед посадкой их строго-настрого предупредили, чтобы в кубриках громко не разговаривали, иллюминаторы не отдраивали, не курили и на палубу не выходили. Сидели в кромешной темноте, тесно, едва не друг на друге. Слушали, как тяжело плещется за бортом холодная ладожская вода.