И тут какой-то бес словно овладел мной. Я собрал все свои выигранные фишки и поместил их снова в ту самую клетку. «Вы хотите поставить все в число двадцать семь, мсье?» – ледяным тоном осведомился крупьер. «Да, на двадцать семь», – подтвердил я. Он запустил колесо. В полном соответствии с законом, что удача обладает определенной притягательной силой, к моей рулетке стали подтягиваться – я видел их краем глаза – наблюдатели. Шарик просвистел по колесу, прогрохотал по ячейкам, впрыгнул в одну, не задержался, упал в другую и, наконец, остановился. «Двадцать семь, красное!» – невозмутимо проговорил крупьер, и его слова прозвучали для меня подобно удару грома. Или, если угодно, раскату молнии. Или и тому и другому, вместе взятым.
Крупьер, соорудив из сотенных фишек несколько горок, лопаточкой придвинул их ко мне. По моему беглому подсчету, я выиграл больше трех тысяч евро! В публике, окружившей стол – кажется, то были американские туристы, – раздались приветственные и радостные возгласы. Кто-то фамильярно похлопал меня по плечу.
Пит-босс немедленно отослал проштрафившегося крупьера. Тот исчез, стараясь по ходу своего движения занимать как можно меньше места в окружающем пространстве. Взамен на сцену вышел другой – дюжий, ражий мужчина, похожий, скорее, на американца, чем на француза, в криво сидящей бабочке. Кто-то из зрителей, привлеченный моим успехом, попросил у крупьера фишки и уселся на противоположной стороне.
А меня вдруг охватило упоительное чувство собственного всемогущества – которое обычно бывает только за письменным столом, и то лишь в те благословенные минуты, когда является вдохновение и кажется, что не сам пишешь, а кто-то свыше диктует тебе предложения и абзацы. И тут, в упоении игры, умом понимая, что совершаю глупую, безнадежную ошибку – однако сердце внушало мне, что следует поступить именно так, а никак иначе, – я сгреб все мои фишки обеими руками – и вновь, опять, взгромоздил на число «двадцать семь»!
«Нет-нет, мсье, – запротестовал крупьер, – ограничение по величине ставок, – и указал на табличку, где значилось „МАХ. 1000 €“. – Если хотите, – продолжил он, – вы можете перейти за другой стол». Однако я, не будь дураком, не стал менять место, покуда идет игра – и оставил на искомом квадратике ровно разрешенные тысячу евро: десять фишек по сотне – два аккуратных столбика по пять весомых кругляшков. Кое-кто из вновь прибывших, что было мне приятно, решил последовать моему примеру и бросил пару своих пятерок в тот же квадрат – вдруг, в мановение ока, ставший счастливым.