Крупьер раскрутил колесо, бросил шарик, важно проговорил: «Ставок больше нет» – и сделал над столом отстраняющий пасс рукою.
Шарик заскакал, над столом весело загоготали американцы. А мгновением спустя они наперебой закричали мне: «Конгретьюлейшенз!», зааплодировали, стали пожимать руки и хлопать по плечу – потому что шарик снова, в третий раз подряд, приземлился в секции «двадцать семь»!
На крупьера было жалко смотреть. Лицо его из бурого сделалось серым. На физиономии пит-босса была написана высшая степень недовольства. Крупьер отсчитал мне тридцать пять тысячеевровых фишек – великолепных, тяжелых, слоновой кости, с золотыми прожилками.
– Кажется, мне хватит, – весело сказал я и рассовал многочисленные фишки по карманам. Крупьеру я подвинул на бедность два стоевровых жетона. Американцы, сгрудившиеся за столом, проводили меня одобрительными возгласами.
В кассе я обменял фишки на банкноты. «Для вашего удобства, мы можем перевести выигрыш на ваш счет, мсье», – предложил кассир. «Русские предпочитают наличные», – усмехнулся я. «О, наличные предпочитают все, – улыбнулся финансовый работник и добавил: – Поздравляю вас, мсье. Хорошего дня».
Я вышел из искусственного света казино в полдневное солнце. Настроение стало превосходным. Сам черт мне был не брат. Прямо возле казино раскинулось кафе «Париж». Люди сидели под открытым небом, пили пиво, кофе и коктейли. Жмурились на солнце или напяливали солнечные очки. Ни единого свободного столика на террасе не наблюдалось, только под крышей – но какой дурак в такую погоду согласится сидеть под крышей! Тем более только что выигравший в казино. Я придержал за полу пробегавшего мимо официанта и сунул ему в руку пятидесятиевровую купюру. «Слышь, братишка, – сказал я по-русски, – организуй мне столик». Как ни странно, он меня понял – во всяком случае, спустя три минуты пригласил меня присесть на козырное место, с видом на фасад казино и очередную современную скульптуру, украшающую небольшую площадь перед ним. «Чего изволите?» – спросил меня половой. По-хорошему, конечно, следовало отметить выигрыш шампанским – но что может быть более пошлым, чем пить шампанское в одиночестве, и я заказал полбутылки шабли и мороженое.
Еще со школьных времен повелось – отмечать свои достижения мороженым. У всех моих побед – крепкий вкус пломбира. Официант быстро притащил вино в ведерке со льдом, а вскоре явилось и трехэтажное восхитительное мороженое в стеклянном бокале. Я пригубил вино и оглядел присутствующих. Не скрою, смотрел я на всех гоголем. Или – Гоголем, только что издавшим «Вечера на хуторе близ Диканьки». Совершенно очевидно, что и от меня исходили флюиды удачливости, потому что не одна и даже не две дамы, собравшиеся в этот послеобеденный час на веранде кафе «Париж», посматривали на меня со значением.