– Фрида, как тебе вчера Коля? – всех солистов она называет только по имени. – По-моему, лучше Володи. Но все-таки хуже Сережи… О, Сережа!.. – При воспоминании о Сереже она всегда болезненно-сладко стонет. – Кстати, Фрида, скажи Римме, чтобы она передала Рите, что в октябре Лена будет петь с Борей. Дирижировать будет Брамснер!
Я сжимаю кулаки. Мне хочется убить Надежду Колоссовну вместе с ее Фридой и дирижером Брамснером.
Я не выдерживаю, выхожу с отчетом в коридор. Но и туда доносятся крики:
– У него была очень приличная «Тоска»!
– В ответ на ваш шестнадцать пятьдесят три сообщаем, что наш семнадцать сорок три…
– Нет, нет, нет и нет! И никогда не скажу «да»!
– Мама, у нее и спинка красненькая!.. У нее все красненькое!..
– Так облегчить финал первого акта! Как можно так облегчать финал первого акта?!
– Говорит координация! Это из пертурбации звонят!
После работы у меня созревает план.
Ночью я просыпаюсь от яркого ледяного сияния луны. Я одеваюсь, выхожу. Поеживаясь от ночного холода, ловлю такси.
Наш институт темен. Я пробираюсь мимо отключенного швейцара, мимо спящего лифта в комнату. Посвечивая себе детективным светом фонарика, подкрадываюсь к первому телефону. Едва я вздымаю кусачки, из-за железного шкафа вылетает Надежда Колоссовна в вискозных чулках и галошах. Полы ее плаща развеваются. Она закладывает виражи вокруг моей головы и зловеще каркает:
– Ар-рия Гр-ремина! Фрида, скажи Р-рите! «Р-риголетто» пр-рошла пр-рилично!
В ужасе я роняю инструмент, бегу по коридорам, а Надежда Колоссовна со свистом мчит сзади, поддает мне в затылок телефонной трубкой и орет:
– Гер-рцог пел пр-рилично! Р-рита, скажи Фриде!
Потом мне еще долго снится, как сотрудники лупят меня по голове телефонными аппаратами.
Когда он приходил на работу, то желал всем доброго утра. Когда уходил, говорил «до свиданья». Больше от него никто не слышал ни слова.
Он сидел за столом в углу и покрывал большие листы бумаги циферками расчетов. Цифры были очень маленькие, а листов – очень много. Временами он паял что-то микроскопическое, и тогда комнату заполнял сладкий запах канифоли.
Иногда он курил в коридоре – маленький, очень серьезный. Сосредоточенно шагал, склонив голову, от одной глухой стены к другой, и казалось, что он носит на плечах что-то огромное и тяжелое.
Никто не знал, как он живет, потому что он ни с кем не разговаривал. Никто не звонил ему по телефону.
Говорили, что он занимается проблемами искусственного интеллекта. Его статья в «Вестнике кибернетики» наделала когда-то много шума. Но он ни с кем не обсуждал свою работу. Ходили смутные слухи, что он создает мыслящую машину и будто бы она уже научилась понимать его и беседовать с ним.