— Послушайте, послушайте! — обрадовалась Куен.
Мужчина обернулся.
— Скажите, пожалуйста, дойду я этой дорогой до пагоды Нгай?
— Ну нет! — ответил мужчина с характерным для горцев акцентом. — Надо идти обратно.
Куен остановилась, досадуя на свою оплошность.
— Иди назад через лес, а потом вдоль ручья, мимо поля лимонной мяты.
Куен пошла обратно. Буйвола под сосной не оказалось, его, видно, уже увели. Куен отправилась по тропинке вдоль ручья, с тревогой поглядывая на солнце, которое быстро клонилось к западу. Теперь не дай бог еще раз заблудиться, тогда, чего доброго, придется ночевать в лесу!
Рассказы хозяйки харчевни не выходили у Куен из головы, она настороженно оглядывалась по сторонам, косясь на высокие молчаливые стволы сосен.
Когда Куен вышла наконец из леса и увидела поле лимонной мяты, она с облегчением вздохнула и прибавила шагу. Теперь дорога вилась по склону холма и спускалась к каменному мостику, переброшенному через горный ручеек. До слуха Куен донесся лай собаки. Где-то поблизости было селение. Показался длинный ряд высоких сандаловых деревьев, а за ними, почти скрытые густой листвой няна[2] трехарочные ворота пагоды. Наконец-то!
Навстречу Куен выскочила рыжая собака и, злобно рыча, бросилась к ней. Девушка в испуге замахала ноном, громко повторяя слова буддийского приветствия.
— А-зи-да-фат! — послышалось в ответ. — Кто здесь?
От дверей пагоды торопливо шла пожилая монашенка.
— У вас, бабушка, живет новый работник?
— Это ты про старого Хьеу? Уж не родственница ли?
Она повела Куен куда-то за пагоду по замшелой, местами выщербленной кирпичной дорожке, в конце которой стояла небольшая крытая соломой хижина.
— Обожди, дочка, здесь, я схожу кликну Хьеу, он в огороде, пропалывает грядки.
Куен вошла и присела в хижине, пустой, как базарные ряды в будний день. В углу единственной комнаты стояла крупорушка, на топчане — курительный прибор в щербатой чашке да деревянный поднос с небольшими черными от чая чашками. Впрочем, и сама пагода, которую сторожил теперь старый Хьеу, была под стать этой хижине — такая же старая, ветхая и заброшенная. Сквозь выбоины и трещины в кирпиче, устилавшем двор, буйно проросла трава, а за огородом она вымахала почти по грудь, совершенно скрыв несколько надгробий. В пагоде были гости: проходя по двору, Куен успела заметить, что настоятельница беседовала с мужчиной в тюрбане и черном шелковом одеянии. Глаза его смотрели из-под густых бровей твердо, открыто. Мужественное лицо обрамляла смолисто-черная бородка.
Со стороны огорода появился Хьеу. Он улыбался и отряхивал землю с ладоней.