Люди молча смотрели на облака пороховой гари, смешанной с известковой пылью, и в их взглядах ясно читалась мучительная мысль: кто знает, останемся ли сегодня в живых. И тут разнеслась страшная весть: бомбы упали в районе Мучной! Они бомбили Храм Литературы! Они разрушили мост Боде!
Хой ускорил шаги, и его подхватил поток, устремившийся в сторону квартала, который подвергся бомбардировке. Огромный район старого Ханоя, «города тридцати шести улиц», где находились торговые ряды: хлопчатобумажных изделий, посудные, веерные, лавки по продаже похоронных принадлежностей, паяльные, лудильные, металлоремонтные мастерские… длинные, тесные кривые улочки, насчитывавшие уже несколько веков, — все это напоминало сейчас разворошенный муравейник. И откуда только набежали люди! Они сновали, проталкивались то в одну, то в другую сторону, взволнованные, обеспокоенные. Хою стало нехорошо при мысли, что было бы, если бы американцы возобновили бомбардировку сейчас.
Но он не только не повернул назад, наоборот — прибавил шагу, и, чем ближе он подходил к развалинам, тем явственнее становилась страшная картина разрушений. Первое, что бросилось ему в глаза, были перепутанные обрывки проводов, валявшихся посреди улицы. С небольшого дома целиком слетела крыша, стены накренились, готовые обрушиться каждую минуту. С противоположного конца улицы, откуда неслись клубы дыма, бежало несколько человек. У одного в руках был таз, у другого — свернутая в рулон циновка, а может, одеяло, волосы у них были белые от известковой пыли, одежда порвана, в глазах застыл безумный ужас. Вот тут-то Хой и увидел первого раненого — какой-то мужчина окровавленным платком закрывал нижнюю половину лица, на сорочке расползлись свежие пятна крови. Он пробежал мимо Хоя, скользнув по нему невидящим взглядом, потом обернулся назад и что-то пробормотал. У Хоя все похолодело внутри. Он бросился туда, откуда несло дымом и гарью. В горле защипало от горького запаха пороха, и он ощутил во рту приторно-пресный вкус известковой пыли. Но Хой продолжал торопливо шагать, чувствуя, как под ногами хрустят осколки разбитого стекла. Дойдя до перекрестка, он остановился как вкопанный.
Целый квартал лежал перед ним в развалинах, и дальше, покуда хватал глаз, виднелись одни руины, отмечая путь самолетов. В этом жилом районе было, конечно, полно народу! Перекресток загородило поверженное дерево, он был завален балками разрушенных домов и обломками бетонных плит. Поперек узенькой улицы лежал бетонный фонарный столб, который смял своим концом радиатор стоявшей у тротуара машины. Несколько трехэтажных домов стояли наполовину разрушенные: в стенах зияли огромные проломы, среди развалин какого-то дома чудом уцелела винтовая лестница. Хой застыл на месте, глядя на картину разрушения, все виделось ему как в тумане. Вдруг глаза его расширились от ужаса: на тротуаре, почти у самых его ног, на груде битого кирпича и штукатурки он увидел посиневшую, вздувшуюся, оторванную кисть руки.