Лысая голова пала к сапогам охотника, а обезглавленное туловище с гулким стуком плюхнулось в лужу крови на полу.
Не желая больше находиться среди этого беспорядка, Даймонд развернулся и торопливо направился к выходу, перешагивая через тела мертвецов. Оставшиеся в живых охотники с уважением расступались перед ним, почтенно склоняя головы.
Инквизитор схватил до сих пор стоящего на коленях аббата за бритую голову и сильно сжал ее пальцами.
— Гляди! Гляди, Август, что происходит с врагами Троицы!
Налитые кровью глаза старика обвели пустеющим взглядом весь зал. С уголка его рта текла струйка крови. Он поднял руки вверх, к своду часовни, украшенному фресками, и испустил дух, обмякнув и повалившись на ступени перед алтарем.
Якоб Шульц с отвращением сплюнул и вынул свой кинжал из мягкого тела священника.
— Где монахи? Позовите их. Велите им убрать здесь все. Месса окончена.
Аутодафе состоялось на удивление ясным и теплым осенним днем. Само небо даровало всем участникам хорошую погоду без ветра и туч. Горожане, столпившиеся на главной площади, с восторженными криками встречали процессию, возглавляемую инквизитором и епископом, за которыми следовали представители городских властей в лице бургомистра и судьи, одетых в черные мантии. Их семьи следовали за ними, торопясь занять передние места перед деревянным помостом, построенным специально для этого торжества.
Мужчины и женщины знатного рода, все без исключения, находились при параде, одетые в свои лучшие платья из дорогих тканей с опушенными мехом воротниками, кружевными фестонами на рукавах и карманах, изобилием золотых и серебряных пуговиц, а также других украшений, подчеркивающих их высокое положение. Вокруг представителей богатых семей образовалось плотное кольцо из отряда пикинеров, облаченных в блестящие латы и шлемы. Эти стражники являли собой живую изгородь, отделяющую простолюдинов от дворян.
Инквизитор Якоб Шульц забрался на помост, пристроившись у деревянных столбов, вокруг каждого из которых были разбросаны большие вязанки хвороста и дров, предназначенных для сожжения. На лице инквизитора играла непринужденная улыбка, а на его груди, сверкая и переливаясь чистым золотом и драгоценными камнями, висело внушительных размеров распятие. Во время происходящего богослужения он с довольным выражением лица оглядывал подготовленную для казни площадку, то и дело кивая кому-нибудь головой и потирая руки. Он ощущал особую гордость за проделанную работу. Гордость, которую не мог ощутить никто из присутствующих, включая даже самого судью, представляющего светские власти, которые являлись фактическими исполнителями этой казни.