В этих воплях слышалось отчаяние и непонимание происходящего.
Этими воплями, от которых кровь леденела в жилах, а волосы вставали дыбом, горящие в огне жертвы будто задавали свой последний вопрос, не понимая, за что их обрекли на столь мучительную смерть.
Вскоре они, один за другим, замолкли. Треск костра продолжался, по площади быстро распространялся запах горящего человеческого мяса. Толпа стала понемногу редеть, а знатные гости, захватив своих домочадцев, поспешили отправиться к дому судьи Йозефа, чтобы продолжить празднество по случаю дня рождения его дочери.
Даймонд не ушел. Он подобрался ближе к помосту, где еще стояли несколько стражей. Стражники зазывали горожан подбросить еще хвороста в костер, чтобы поддержать огонь, отпускающий грешные души еретиков на волю. Даймонд долго глядел на догорающие останки людей, которые еще совсем недавно жили, любили, чувствовали голод или боль. Теперь они постепенно превращались в кучку пепла.
Даймонд перевел взгляд на маленький обгоревший череп ребенка и его чуть не вывернуло от неприятного чувства, будто сжавшего горло тяжелой цепью. Даймонд схватился пальцами за виски и помассировал их.
— Это не я сделал, — прошептал охотник, успокаивая себя. — Это не я сделал. Я просто выполнял приказы.
Но в глубине души Даймонд осознавал, что, если бы он не похитил барона той ночью и не убил адвоката Мартина Мюллера в борделе, у инквизитора ничего бы не получилось. А баронесса и ее ребенок были бы сейчас живы.
Когда Даймонд, смирившись со своим положением и успокоив совесть, собрался уходить, к помосту с казненными выбежала молодая особа в черном траурном платье. Это была Мария Орсини. Она пала лицом вниз и горько зарыдала, сотрясаясь всем телом и обхватив голову руками. И тут небо зарыдало вместе с ней, затянувшись черными тучами и потушив еще не успевшие догореть костры. Небольшая толпа зевак, оставшаяся поглядеть до самого конца, стала понуро расходиться, ругаясь на ливень.
— Это и есть суд Божий? — приятный голос мужчины с испанским акцентом раздался позади Даймонда. — Разве этого милосердный Господь желает своим рабам?
Охотник обернулся. Перед ним стоял смуглый мужчина, примерно того же роста и телосложения, что и он сам. Он был одет в грязную, помятую одежду простолюдина, но в его голосе и повадках проскальзывали совсем другие черты, несвойственные обычному крестьянину или нищему.
— Это ты…
— Кто? — прервал незнакомец.
— Ты стрелял в меня! — Даймонд сделал шаг по направлению к незнакомцу, потянув руку к поясу, где висел кинжал.
— Не горячись! — незнакомец миролюбиво поднял руки вверх. — Я безоружен. Как думаешь, как поступит стража, если ты убьешь обычного бедняка прямо посреди городской площади? Мне кажется, ты и так уже наделал много шума в прошлый раз.