— Я должна попрощаться с ними! — произнесла девушка сквозь слезы. — Это моя мать и мой брат!
— Тебе не позволят и приблизиться к ним, Мария! — увещевал граф. — А возможно и вовсе схватят и отправят в тюрьму, просто из подозрения в пособничестве еретикам. Ты не представляешь, каких трудов мне стоило отговорить инквизитора допрашивать тебя! Успокойся и сиди на месте!
Когда Альфред зарыдал, Мария вскрикнула и вновь попыталась подняться с места. Она билась в истерике, вызывая недовольные взгляды остальных господ, сидящих по соседству с семьей графа. Они стали шумно обсуждать ее поведение и возмущенно просить перестать ее отвлекать людей от зрелища.
— Граф фон Шеленберг, укротите эту одержимую суку! — гневно вскрикнула одна из знатных женщин, приподняв свою грузную тушу со скамьи. — Иначе я позову стражников, и они сделают это сами!
— Прошу прощения, фрау Фульда! Она сейчас успокоится.
Тем временем епископ объявил о требовании церкви проявить милосердие к мальчику и задушить его перед сожжением, чтобы не заставлять ребенка мучиться. Судья дал свое согласие, и палач перешел к исполнению.
Палач был худым сгорбленным стариком с пустым взглядом безразличных глаз и ничего не выражающим лицом. С будничной неторопливостью он, будто выполняя ежедневную рутину, отвязал парнишку от столба и, поставив его на колени, накинул на его тонкую шею веревку. Мальчик пытался высвободиться, но крепкие руки палача оказались ему не по силам. Баронесса вопила во все горло, пока палач душил ее сына. Альфред забился в тщетных попытках поймать ртом воздух. Когда его глаза безмолвно уставились в небо, а язык вывалился изо рта, откуда потекла тоненькая струйка крови, палач завершил процедуру и вернул труп мальчика к столбу, накрепко привязав его той же веревкой, которой и выполнил приговор.
— Будьте вы прокляты! — кричала баронесса сорвавшимся голосом. — Гореть вам всем в аду! За что вы убили моего ребенка?! Он ни в чем не виноват! Он чище и невиннее любого из вас!
Из толпы, совсем недавно еще шумевшей и веселящейся, раздались первые возгласы ужаса. Кто-то падал, теряя сознание, кто-то не мог сдержать слез. Мария, уставшая от рыданий, тоже не выдержала и, уткнувшись лицом в грудь графа, лишилась чувств.
Судья встал с места, чтобы дать сигнал палачу.
— Начинай!
Старик поднял факел и стал по очереди поджигать вязанки с хворостом. Пламя постепенно набирало силу, принявшись облизывать своими языками тела измученных жертв.
— Да очистит огонь их души!
Когда огонь разгорелся в полную силу, стенания осужденных переросли в безумные крики, крики же вскоре превратились в нечеловеческие вопли, перекрывшие пораженный вздох толпы.