— Устал.
— То есть пьешь дома?
Я проследил направление его взгляда.
— Накатишь?
— А кола у тебя есть?
Я только плечами пожал.
— Как ты живешь? Я бы так не смог.
— Я бы тоже не смог прожить твою жизнь, — сказал я, доставая посуду. — Аксессуары. — Я наполнил. — Статисты.
— А зачем тебе жить мою жизнь?
— Вот ты и ответил.
Григорий покрутился на диване.
— Какой ты душный, когда трезвый. Ты знаешь, что о тебе сказала Крис?
— Воображаю.
— А вот нет. Она сказала, ты умный, но потерявшийся.
Да, заблудился в трех бутылках.
— Ты пей, Гришенька, — сказал я. — А о плохом не думай.
— Насчет плохого, — сказал он. — Она к тебе зайдет книжки посмотреть. Можно? Заручившись моим согласием, он очень быстро исчез. Я перенес свое внимание на Боба. Мальчик молчал, смотрел в сторону.
— Что скажешь?
— Он нехороший. Злой.
— Фу! Будь же объективен.
— Любит только себя.
— Согласись, есть за что.
— Пользуется тобой.
— Разве я против?
Боб старательно ковырял обивку кресла.
— Ты от него так обезумел?
— Был ли я нормальным?
— Ты был спокойнее. Интересовался людьми.
— Возможно, эти люди уже исчерпаны?
До меня дошло, что я обсуждаю с подростком свои проблемы, но я упорно продолжил.
— Да, — сказал я. — Ладно. Меня зацепило. Повело. Не тебе, конечно, судить, но пусть. Я ничего вокруг не вижу, и никто мне не нужен, а этот базар меня не прикалывает. Отстань.
— Да что ты нашел в этом кривляке?
— Свитер, — ответил я честно. — Руки. Манеру пить. Взгляд. Глаза, которые смотрят в душу.
— Это твои глаза смотрят в душу.
Он поднялся. Пересек комнату. Встал рядом со мной. Мне достаточно было протянуть руку.
— Боб, — сказал я, — иди-ка ты сначала подмойся.
Как он дернулся, бедный. Зря я его привадил.
Размышления о всяких разных отвлеченностях вгоняют в такую тоску. Размышления о насущном действуют, как снотворное: сразу хочется лечь и забыться. Не вечным, но сном, и чтобы хоть что-то приснилось. Нужно больше доверять своим ощущениям, они надежны. Мысль — как муха: сейчас на потолке, а через минуту — в тарелке с супом. И хорошо, если это не твоя тарелка.
Вращая в голове этот бред, я повернул за угол. Повернув, я натолкнулся на выходящего из булочной Аристотеля. Я поздоровался. Аристотель пристально на меня посмотрел и взял под руку.
— Мой милый, — сказал он, увлекая меня за собою, — нам следует незамедлительно поговорить о некоторых важных вещах, в том числе — одном, не скажу, что лестном, но многообещающем предложении.
Я покорно потрусил рядом.
Маленький, седенький, сухонький, в старом пальто, без перчаток, с каким-то новым выражением бесцветного старческого взгляда, Аристотель почти испугал меня. Из хозяйственной сумки торчали пакеты с молоком и край батона. Папа никогда не ходил по магазинам.