– Хорошо, Ярослав. Передай Герде, что я прощаю ее.
– Разве еще не простили?
– Говоря официальным языком – да, реабилитировали. Но ты же понимаешь, что личное отношение неизмеримо важней.
– Борис Игнатьевич, – решаю я сменить тему, – не знаете, где сейчас Артем Локшин?
– В Бернской тюрьме Инквизиции, конечно. И выйдет не скоро. Впрочем, для него все могло кончиться куда хуже. Пожалели, учли обстоятельства.
Воробей садится на край стола, чирикает, глядя на нас наглым глазом. Я кошусь на него с подозрением – а если это шпион Завулона? Гесер бросает птице крошки.
– Что за обстоятельства? – говорю.
– Видишь ли, Ярослав, – тяжело расти ребенку, когда все вокруг знают, что тебе уготована великая судьба, и пытаются взять тебя в оборот…
– Уж мне ли не знать.
– Нет, братец. Твои родители поступили умно – оградили тебя максимально от любых нежелательных контактов. Даже после истории с Сердцем Сумрака, когда ты уже перестал быть объектом общего интереса, а Дориан был мертв, мало что изменилось. Вы живете в загородном доме с высочайше надежной системой обороны, куда даже мне нелегко попасть. С Артемом было не так. Он подавал большие надежды еще до инициации. Был сильнейшим из четырнадцати Иных «лужниковского призыва». Мы как могли присматривали за ним, но не держать же мальчишку постоянно под домашним арестом? Все его знакомства тщательно проверялись, однако мы кое-что упустили. У него имелся сосед, старенький Инквизитор на пенсии, Карл Иванович Грау. Они иногда перекидывались парой слов во дворе, а может быть, и у него дома. Локшин рос общительным парнем и активно контактировал со взрослыми. Мы спохватились лишь годы спустя, м-да… – Гесер одним глотком допивает чай, – когда он вдруг ушел из Дозора в Инквизицию.
– Это был Завулон? Тот Карл?
– Разве же он теперь признается? Поди докажи. Старикашки след простыл. Покопавшись в памяти Артема, Инквизиция установила, что Грау сильно на мальчика повлиял. Он не мог изменить его Светлую сущность, но нашел способ парня нейтрализовать. Исподволь внушил, что и Свет, и Тьма изначально несовершенны – а их вечная борьба разрушительна. Поселил глубоко в душе страх оказаться неправым, несправедливым. Оказавшись в Дозоре, принимая участие в оперативной работе, парень неизбежно оказывался в неоднозначных ситуациях. Стал задавать вопросы, на которые нет однозначных ответов. Дальше вы знаете.
– А моя судьба? – спрашиваю. – Признайтесь, вы вмешивались в нее?
Гесер с удивлением смотрит на меня:
– Так ты еще не догадался? Вот оно, мое вмешательство, сидит.