Он хмыкнул.
И бороду поскреб.
И хоть бы сказал что…
— Ты хорош в своем деле, но перед титулами робеешь, а робких сожрут и не подавятся. Тебе нужен кто-то рядом, способный дать отпор.
— Ты, что ли?
— Я, — она повела плечиком. — Поверь, я еще та стерва. И я с удовольствием перегрызу глотку любому, кто попытается разрушить мою новую красивую жизнь.
Вот так.
Откровенно.
И молчит… все еще молчит…
— Конечно, ты скорее видишь во мне любовницу, но… я устала быть чьей-то любовницей, поэтому или так, или никак…
— Если откажусь?
Не откажется, она вдруг поняла это явственно, и сердце заколотилось от этакой удачи. Но Ольгерда не зря была примой, пусть и уездного театра.
— Найду того, кто согласится… быть может, больше не стану откровенничать.
Она остановилась у зеркала. Нахмурилась: волосы растрепались, теперь спутаются, замучаешься вычесывать. И шляпка сбилась. Шляпку она поправила, делая вид, что только ею, только шляпкою одной и заинтересована. А он все молчал.
Ждал.
— Что ж, — Ольгерда повернулась к двери. — Не пей больше… пьют слабые, а ты сильный. Ты найдешь того, кто свел твою сестру…
— Погоди, — он все ж встал и руку протянул. — Присядь. Я… знаешь ли, не каждый день мне тут такие предложения делают.
Ложь.
Не такие, но делали. Не может быть, чтобы купец с его-то состоянием и не женат был. Предлагали. И партнеры деловые, и… и всегда найдется изрядно охотниц, что на мужчину, что на кошель его. Однако Ольгерда подчинилась.
— Актерствовать не дам, — сказал он.
— И не надо. Наактерствовалась уже…
…почему-то мысль о расставании со сценой не причинила боли. Наверное, права была старуха, говоря, что Ольгерда в театре случайный гость. Для тех, истинных, которые живут самим духом театральным, уйти со сцены равносильно приговору.
— И характер у меня тяжелый. Как скажу, так оно и будет, — он еще кулачищем по столику бахнул, тот и закачался.
— Посмотрим, — Ольгерда позволила себе улыбку.
— Детишек…
— Тут как боги дадут…
— Не врешь. От и ладно… от и хорошо… завтра в храм пойдем или тебе там чего надобно? Платьев там? Еще какой филиперди? Погодь… — он поднялся и вышел, чтобы вернуться с бумажником. Вытащил стопку ассигнаций, которую протянул Ольгерде. — На от, а то ж мало… бабам завсегда мало…
— Спасибо, но…
— Я сказал, бери… — он насупился. — Чтоб завтре раскрасавицей была…
…и Ольгерда, не выдержав, рассмеялась. А все-то оказывается просто. Куда как проще, чем ей представлялось. И быть может, эта новая жизнь у нее сложится?
Должна.