Ближе к носу, у лееров, стоял на ребре виндсерфер. Глеб потрогал узлы, которыми он был привязан к стойкам.
— Это я учила Валеру кататься на волнах… Иногда, при маленьком ветре.
Под козырьком рулевой рубки, в тени, мерцали навешенные на длинную веревочку перламутровые, синие, розовые блесны и снасти для ловли кальмаров и каракатиц.
— Питьевая вода здесь есть?
— Да, в нераспечатанных канистрах. А зачем? Сколько тебе нужно воды?
— На пару чашек кофе… Оп-па!
Отодрав от каркаса дивана дальний поролоновый валик, капитан Глеб заулыбался.
— Вот почему мы не могли нашего Валерку услышать!
И торжествующе протянул Марисоль трубку мобильного телефона.
— Узнаешь? Завалился под спинку.
— Да, да! Это его последний, он каждый месяц ронял в воду телефоны, а этот, темно-синий, я сама Валере подарила!
— Разряжен полностью.
Глеб сунул телефон в карман.
— И все-таки. Делай кофе, смотри еще везде внимательно, а я быстро доплыву на лодке до ближнего берега, посмотрю там… Есть мысли.
Под высоким песчаным обрывом волны плескались забавно, по-детски. Глеб тихо работал одним веслом, а маленькая лодочка послушно продвигалась в метре от розового прибрежного песка. Вряд ли у кого в последние полвека возникала надобность бродить в таком ненужном месте. И на прошлой неделе в особенности.
Дисциплинированно Глеб осмотрел береговую линию на двести метров в ту и в другую сторону.
«Ни-че-го…»
Вернулся он быстро, до «Зенита» было всего десяток взмахов веслом. Глеб провел лодочку под одним крылом, соединяющим центральный корпус с боковым поплавком, потом под другим. Под наветренным крылом сильно наклоняться не приходилось, оно было приподнято чуть выше над водой. Глеб шевельнул веслом, посмотрел вверх…
Прямо над его головой, в полуметре от глаз, на желтом пластике крыла бурые, коричневые, размытые до бледно-розовых потеков, страшно неровные корявые полосы сливались в крупную надпись. Три русские буквы. «ФИЛ».
— Эй, Марисоль?! Ты где?
Из каюты показалось милое осунувшееся личико.
— Ты приплыл? Что-нибудь нашел на берегу?
— Быстро посмотри в каюте мою сумку, кинь мне ее сюда.
Девушка спустила, держа за длинный ремень, сумку Глеба к нему в лодочку.
— Зачем это все, ты уплываешь? А я как здесь?
— Минуту, Марисоль, только минутку подожди! Не волнуйся.
Все время, пока Глеб привязывал «динги» между корпусами «Зенита» и фотографировал из разных неудобных позиций нижнюю плоскость крыла яхты, Марисоль, свесив голову за борт, молча глядела на него огромными темными глазами.
— Вот. Смотри.
Глеб Никитин включил цифровик на просмотр.
Даже человек, не владеющий никакой информацией о смерти Кати, мог смело утверждать, что буквы на всех снимках написаны нетвердой рукой, растопыренными пальцами, испачканными в чем-то грязном.