Время вновь зажигать звезды (Гримальди) - страница 55

– Дай-ка мне камеру, я тебя сфотографирую, – сказала она мне в один прекрасный момент.

Но ей пришлось долго настаивать. Не люблю позировать, особенно если тот, кто тебя снимает, кадрирует по четверть часа, и все эти старания ради весьма размытого результата. Хотя это меня как раз устраивает, я не люблю себя на фотографиях. И это не важно, что с детства мне твердили, что я, дескать, хорошенькая, фотогеничная, что у меня красивое лицо, великолепные глаза, пухленькие губки, безупречный профиль. Когда я вижу себя на экране или в зеркале, в глаза мне первым делом бросаются мои недостатки. Так что каждое утро в ванной я совершаю отлично отработанные манипуляции. Первым делом накладываю тональный крем для придания коже гладкости; затем немного темной пудры, чтобы щеки казались впалыми; потом наношу едва заметные линии подводкой для глаз, после чего идут три слоя туши для наращивания ресниц, дабы придать взгляду глубину; в финале подкрашиваю губы и слегка орошаю себя туалетной водой, а также с помощью плойки делаю несколько локонов, и вот она я – в своей маске неуязвимости.

Немного проголодавшись, мы купили по порции жареного «стремминга», или попросту салаки, с пюре и уселись на скамейке возле воды, чтобы перекусить. Мы почти закончили, когда маме вдруг захотелось поговорить:

– Ты злишься на что-то, Хлоя?

– Почему ты так думаешь? – ответила я вопросом на вопрос.

Я чувствовала, что мама не сводит с меня глаз, сама же делала вид, что рассматриваю противоположный берег.

– У меня создалось такое впечатление. Я ошибаюсь?

Я вытерла губы бумажной салфеткой.

– Даже не знаю, что сказать. У меня все так быстро меняется. Все зависит от конкретного момента. Иногда мне бывает грустно, просто так, без причины, а через минуту меня уже переполняет радость. Порой меня охватывает внезапный гнев, и это ужасно, тогда я могу наговорить гадостей, и от этого еще больше завожусь, хотя и не в силах сдержаться. Мне иногда кажется, что…

Я оборвала фразу на полуслове. Озвучить мысль, которая меня преследовала уже какое-то время, означало признать ее реальность. Мама настаивала:

– Тебе кажется – что?

– Нет, ничего.

– Хлоя, ты можешь мне сказать. Я тебе не враг, просто я стараюсь тебя понять.

Я довольно долго думала. Мне всегда с трудом давались откровения. Каждый раз, когда мне приходилось кому-нибудь открывать душу, с меня словно снимали защитный слой. А уж эта информация, не в пример другим, была особенно деликатна. Не будь я так глупа, я бы постаралась держать ее в тайне. Ну а вдруг я ошибалась и мама могла бы меня успокоить? Я повернулась к ней и посмотрела ей в глаза.