Знаешь, детка, я стою гораздо ближе к концу, чем к началу, и почти вижу финишную черту. Ноги мне давно отказали, остальное тоже не в лучшей форме, все, что у меня осталось, – это мои воспоминания. Я часто переосмысливаю то хорошее, что было в моей жизни: путешествия, любимые книги, фильмы, которые нравились, но есть и другое, никогда не покидающее мой разум, это – твоя мама, твой дедушка, ты, Хлоя, Лили, мои родители, моя бабушка…
Все когда-нибудь кончается, детка. Гнев, разочарование, хлопоты, радость, усталость. Все, что нам остается до последнего вздоха, будь они в этом мире или в мире ином, – это люди, которых мы любили.
Впрочем, я не очень-то и обманула тебя. Нордкап – чрезвычайно важное для меня место. Летом 1957 года мы с твоим дедушкой – чей прах всегда со мной, в моей комнате, – побывали в Норвегии. Полуночное солнце осталось нашим самым прекрасным воспоминанием, мы любовались им до наступления утра. На следующий день, после того как мы впервые его увидели, была зачата твоя мама, и я всегда была уверена, что именно поэтому она была такой светлой и ясной. В момент, когда ты читаешь эти строки, можешь сказать себе, что четыре поколения нашей семьи присутствуют сейчас на Северном мысе. Мама очень гордилась бы тобой.
Я не хочу читать тебе мораль, терпеть не могу тех, кто пытается это делать. Просто надеюсь, что мне удастся немного осветить тебе путь, показать верную дорогу перед тем, как я уйду.
Надеюсь также, что это путешествие заставит вас полюбить друг друга еще крепче. Мне хорошо известно, насколько сильна, нерасторжима связь между матерью и дочерьми.
Я люблю тебя, моя детка. Не сердись на меня.
Бабушка
Сложив листок, я сунула его обратно в конверт, чтобы слезы окончательно не смыли текст. Солнце по-прежнему висело над линией горизонта, и мы молча наблюдали его еще несколько минут.
Я представила рядом маму, обнимающую меня за плечи. Боли я не испытывала. Не знаю, с каких пор воспоминания о ней меня начали успокаивать, а не приносить боль. Боль потихоньку, на цыпочках, отступила. Когда настолько привыкаешь к постоянному присутствию чего-то, почти не замечаешь его, оно становится частью тебя, и все. И вдруг, однажды, ты вновь начинаешь осознавать, что мама ушла навсегда, и привычное ощущение отсутствия сменяется ожившими воспоминаниями, старые раны открываются и будоражат тебя. Мысли о маме перестали быть для меня непереносимыми, и я рада, что они хоть немного продлевают ее жизнь во мне.
– Ну что, пошли? – в конце концов предложила я девочкам.
Обе согласно кивнули. Медленно, словно обессилев, мы вернулись в свой дом на колесах. Молчание уже не было таким вязким и враждебным, как при восхождении на гору. Я не осмеливалась его нарушить, не уверенная, что они к этому готовы.