Туда без соответствующего инвентаря я сунуться не решился. Сначала нужно найти кое-что. Ну, не могу я смотреть на женские слезы. Не могу, и все!
— Аптечка, — протянул я, судорожно вспоминая, куда мог ее засунуть.
Видел же ее совсем недавно. Когда на прошлой неделе старика Варкиса сердечными каплями отпаивал. После того, как озвучил цену его заказа. Там была потрясающая настоечка на спирту. Боярышник, пустырник, валериана и что-то еще. Ну и конечно чуть-чуть магии. Убойная вещь. Я уже не помню, сколько за нее заплатил, то ли два, то ли три золотых. Но она того стоила. Чайная ложка на полстакана воды, и через пару минут от истерики не останется не следа.
Во только уговорить Элейну, выпить эти полстакана было непросто. Девушка ни на что не реагировала, забилась в уголок и тихо плакала. Она напоминала сейчас не котенка преисполненного осознанием собственной исключительности (как обычно), а сломанную куклу. И мне это не нравилось. После пяти минут бесполезных уговоров я не выдержал и сам сделал глоток из бутылочки. Полегчало. И я продолжил уговоры.
Но даже, когда она прекратила заливаться слезами, добиться от нее ответов на мои вопросы я все равно не смог. Каждое слово приходилось вытягивать чуть ли не клещами. Времени было в обрез. И деликатность пришлось оставить до лучших времен. Подхватив девушку на руки, я понес ее в ванную. Прохладная водичка должна быстро привести ее в чувство. Знаю, жестоко. Но что мне еще остается? Я должен понимать, во что, черт возьми, ввязался.
— А-а-а! — возмущенно возопила она. — Эндрю Ламос, что ты делаешь? Вода ледяная! Ты, ужасный бесчувственный человек, немедленно прекрати! Мне холодно!
— Да, конечно. Сейчас дам полотенце. Подожди немного.
— Полотенце? Думаешь, меня спасет одно полотенце? Идиот! Я вся мокрая! Мокрые волосы! Ты знаешь, сколько времени нужно, чтобы высушить их и уложить в прическу! Мокрая одежда! А это единственное более или менее приличное платье, которое у меня есть.
— Да. Это аргумент. Пожалуй, стоило сначала тебя раздеть. Но еще не поздно это исправить.
— Извращенец!
— Ничего подобного, глупая. Но я тебя прощаю. Потому что ты — ребенок и ничего не понимаешь. Спорим: ты ни разу даже не целовалась?
— Ну и что с того? — возмущение Элейн сменилось смущением. — Я не ребенок!
— Ничего, — говорю я, изо всех сил стараясь сдержать улыбку. — Ты в порядке?
— Эндрю Ламос, ты облил меня ледяной водой! Как я могу быть в порядке? Я мокрая! Мне холодно! А ты… ты… у меня даже слов подходящих нет, чтобы тебя обозвать. Ты — бесчувственный чурбан!