Но затем все изменилось. Смешно, как разительно видоизменяется окружающий мир, когда ты перестаешь с ним бороться. Стоило мне лишь однажды, почти неосознанно, подумать о том, что пусть все будет так, как суждено, Норт Ривер враз повернулся ко мне иной стороной.
Теперь я не видел ничего мрачного в его пустынных улочках, не замечал отвращающей пустоты в ночном мраке. И даже в этих захолустных, давно устаревших фасадах зданий проснулось что-то мертвенно-очаровательное. Как будто время здесь остановилось или шло совсем не так, как в остальных частях мира.
Я ощущал спокойствие, разливающееся по каждой клетке моего тела, полностью охватывающее мое сознание. Спокойствие и смирение человека, который точно знал о том, что вскоре умрет. И даже внутреннюю, неясную радость. Словно обугленная рука смерти манила меня к себе когтистыми пальцами, обещая вечную безмятежность.
Наверное, старая оборванка из леса была права. Я на самом деле сбегал от своей судьбы слишком долго. И устал настолько, что жаждал лишь одного – прыжка в бездну бесконечности. Устал до такой степени, что возненавидел даже дышать. И никак не мог отвлечься от этого процесса, с удивлением наблюдая за тем, как моя грудная клетка вздымается и опадает, снова и снова. Как будто это было слишком противоестественно для меня.
Я следил зрачками за людьми в «Голодном Гарри», которые беззаботно болтали друг с другом, заливая в глотку пинты грога и пива, и чувствовал, насколько я другой. Насколько я одинокий. Потому что даже рядом с Бет я не мог сбежать от своего прошлого. Не мог отмахнуться от неприятных, колющих ощущений, преследующих меня по пятам, где бы я ни оказался.
Что-то черное, необъяснимое и пугающее кралось за мной с того самого момента, как я впервые услышал голос мертвеца. Кралось, скрываясь во тьме, поджидая момента, чтобы атаковать и отобрать то, что оказалось в моей власти по какой-то нелепой, несчастливой случайности.
То, о чем даже не могли догадываться другие люди, стало для меня привычным образом жизни. И с тем, что до ужаса пугало других, мне пришлось научиться жить. Словно в один очень тоскливый и неправильный день я ненароком выпустил из своих ночных кошмаров жуткого монстра, но не мог заставить его вернуться обратно. Потому, что моя собственная плоть служила для него порталом. Потому, что пока я жив, бороться с этой чернотой, разливающейся повсюду, но невидимой для остальных, было невозможно.
Стоило свету померкнуть, а дню – угаснуть, как кромешно-черное нечто тут же пробуждалось от дремы, постепенно выползая сразу изо всех углов. Перекатываясь, извиваясь и простирая свои незримые щупальца по округе, оно силилось отыскать меня, чтобы поглотить. И убиралось прочь лишь с первыми проблесками рассвета, замерев в дюйме от моего лица, но так отчего-то и не обнаружив моего присутствия.