Они спали наверху, погасив свет. Я почти что видела, как он, притянув ее посильнее к себе и уложив ее голову на свою грудь, размеренно дышит. Конечно, это просто мое воображение… Но какая теперь разница?
В этот самый момент впервые в жизни мне захотелось кого-нибудь убить. Сжечь этот город дотла. Наблюдать, как пламя сжирает дом за домом, понемногу пробираясь к ледяной реке.
Как Норт Ривер перестает существовать на карте…
* * *
Мне было тяжело ехать утром на работу.
Чтобы хотя бы немного унять неприятное волнение, мне пришлось выпить несколько чашек крепкого кофе. А потом я на всякий случай вынула из тумбы начатую бутылку рома и осушила ее парой глотков.
Я не могла нигде спрятаться от его пронзительных серых глаз – они преследовали меня везде, вспыхивая перед моим лицом. Выходя из дома и следуя к машине, я снова увидела их впереди, это больное, преследующее меня наваждение.
Не сумев справиться с чувствами, я схватила с земли обледеневший камень и бросила его туда, где еще секунду назад бледнело его призрачное лицо.
– Чтоб ты сдох! Чтоб ты сдох мучительно и медленно! Ненавижу, я ненавижу тебя!
Кажется, я всерьез вышла из себя, потому что через мгновение за соседним забором появилось взволнованное лицо миссис Уиллис. Она смотрела на меня с какой-то опаской, как будто не могла разглядеть во мне прежнего, хорошо знакомого ей человека.
– Кетти… Кетти… Милая, ты в порядке? Мне так жаль, солнышко, – она отворила калитку и подошла ко мне.
Откуда она может знать о том, что случилось вчера? Я не говорила об этом никому, кроме матери, а она не смогла бы поделиться этим с кем-то, даже если бы очень сильно захотела.
Я молча стояла, глядя на Мишель и ощущая себя растерянным, потерявшимся несчастным ребенком.
– Я думала, ты еще не знаешь… Твой телефон не работал, и они позвонили мне… Кетти, мне так жаль, – повторила она, а затем попыталась обнять меня, но я отступила назад.
– О чем вы говорите, Мишель?
– Твоя мама, Кетти, она умерла.
Мне показалось, что я с головой ушла в холодную воду.
В носоглотке появился привкус крови, и я почти ничего не слышала, кроме звенящего свиста внутри собственных ушей. Почти не понимая, что я делаю, я села в машину и выкрутила руль…
В больнице на меня отовсюду посыпались слова сожаления, едва я поднялась наверх, в палату матери. Ее там уже не было – застеленная новыми простынями больничная койка сияла девственной чистотой.
– Где она? – глухо спросила я.
Мне объяснили, что тело уже отвезли к Алексу, и что мне следует поехать в полицейский участок. Все следующие несколько часов моей жизни оказались смазаны в одну сплошную, запутанную колючую нить.