Сквозь войлочную стену донесся его обиженный голос:
— Ну, что я один все должен делать? А Зиба, как султанша, валяться будет, да?
И сразу же вступила Огульхан:
— Верно, Зиба, доченька, не время валяться, дел столько! Помогай собираться.
— Да пропади все эти вещи! — ответила с досадой Зиба, и от ее голоса у Керима сжалось сердце.
— Как так можно? — воскликнула Огульхан. — Наживали-наживали, а теперь — бросать?
— Надоело все, — вздохнула Зиба.
— И что это с тобой, доченька? То весела, то вдруг все из рук валится… И доктора, той самой, не видать…
— Как вы к людям — так и люди к вам, — в сердцах сказала Зиба и, видно, что-то бросила — загремело, забрякало в юрте.
— Это, наверное, байская дочка, — шепнул Кериму напарник. — Говорят, раскрасавица писаная!
— Ладно, молчи, — осадил его Керим. — Болтаи меньше.
— Да нет, ничего, не услышат, — зашептал боец. — Ты подумай только — матери перечит. Видно, не хочет уезжать. С милым расставаться неохота — это точно. Эх, меня б она полюбила!
— Что б ты тогда? — недобро спросил Керим.
— У, я б ее никому не отдал! Посадил бы на коня лихого — и айда! Ищи ветра в поле.
— Так бы она с тобой и пошла.
— Еще как пошла бы, — тихо засмеялся боец.
В это время у костра, что жарко горел возле юрты, поднялся Атанияз. Керим вцепился бойцу в рукав гимнастерки, пригнул, прошептал:
— Он.
Атанияз грузной походкой подошел к юрте, поднял полог, спросил раздраженно:
— Ну, скоро вы?
— Уже кончаем, — поспешно отозвалась Огульхап. — Давай, Зиба, давай!
— Все "давай, давай", — с болью в голосе сказала Зиба. — А куда спешите — подумали? Человек без родины, хоть озолоти его, так вечно и будет несчастным.
— Замолчи! — вскипел бай. — Распустила язык. Вот возьму палку, пройдусь по спине — будешь знать свое место.
При этих словах Керим еще больнее сжал руку напарника.
Атанияз зло сплюнул и пошел осматривать хозяйство. Потрепал лошадей, проверил, достаточно ли овса в торбах, заглянул в загон, где лежали верблюды, потом, заложив руки за спину, зашагал к брошенной Керимом отаре. Он приближался к затаившимся парням, не видя их, глубоко задумавшись. Разглядев его тяжелое лицо, сдвинутые брови, глубокие складки возле губ, Керим вдруг почувствовал дрожь. Как калтаман броситься на своего вчерашнего хозяина? Не преступление ли это? Но тут же он вспомнил: Макаров. Не байская ли рука оборвала жизнь этого душевного человека… И новый толчок в сердце: а Зиба? Ведь он отец ей…
Атанияз все ближе, совсем рядом, сейчас пройдет мимо…
"Нет, этим я только спасу Зибу, — горячечно оправдывался перед собой Керим, не сводя с бая глаз. — И его, и ее…"