Гости продолжали молчать, кое-кто ковырял пальнем ковер у своих ног, — казалось, это было сейчас самым важным занятием.
Толстый, заросший рыжими волосами до самых глаз Еллы-бай, тяжело дыша, переложил затекшие ноги, крякнул, посмотрел Атаниязу в глаза и сказал с сомнением:
— Ох-хо, Атанияз, уйти в чужую страну…
Покачал головой, вздохнул.
— Сейчас эта страна для нас чужая, — возразил Атанияз, скрывая раздражение. — Здесь устанавливают богом проклятые порядки. А там, — он махнул рукой на юг, — мусульманские страны, где живут наши братья по вере. Возьми Иран, возьми Афганистан — везде бай есть бай, бедняк есть бедняк. И никому не позволено поднять руку на чужое богатство. А кто поднимает — тому руку долой. Р-раз — и все.
— Это так, — подтвердил сидевший все время молча в углу Карабай. — Я бывал там, против нынешнего нашего — как небо и земля. Кто богат — тот и хозяин.
Еллы-бай засопел, заерзал.
— Это мы знаем, — сказал он негромко. — А только надо ли уходить? Не может же вечно держаться эта богопротивная власть. Этот колхоз развалится, другой… А там и конец всему строю придет, прежние порядки вернутся. И мы — тут.
Бахрам со скрытой злобой смотрел на баев. Толстозадые идиоты! Они еще надеятся на что-то! Царские генералы, американцы, англичане ничего не смогли сделать, а эти…
Его опередил Абдул-ишан.
— Никому неведомо, сколько продержится нынешняя власть, — вздохнул он. — Испытания, ниспосланные нам аллахом, могут длиться долго, и надо искать выход каждый день и готовиться к завтрашнему…
— Там мы сохраним богатство, — настаивал на своем Атанияз. — А вернуться никогда не поздно.
— Что ж, выходит, надо оставить голодранцев в покое? — недовольно спросил кто-то. — Пусть себе хозяйничают на нашей земле — да?
— По дороге растеряешь и то, что имеешь. — ворчал толстый Еллы-бай.
— Э-э, перестань ты, — раздраженно оборвал его сосед. Ходжакули-бай. — Тебе лишь бы поменьше двигаться. Придут отбирать твой скот — ты и пальцем не пошевелишь!
— Конечно, надо уходить! — решительно сказал Атанияз.
Бая закивали, одобрительно загудели. Один Еллы-бай ворчал себе под нос недовольно:
— Языком легко болтать. А соберись в дальнюю дорогу…
Но его уже никто не слушал. Бахрам, не упускавший ни одной детали в этом разговоре, повернулся к нему и сказал с улыбкой, как бы в шутку, но от этой шутки дрожь прошла по телу:
— Между прочим, климат у нас куда теплее сибирского, бай-ага.
И сразу умолкли все. Еллы-бай вздохнул тяжко и ничего не ответил. Он сдался.
Абдул-ишан, перебиравший свои потертые четки, положил их на колени, поднял ладони и сказал подобострастно: