Повстанцы (Миколайтис-Путинас) - страница 22
Вопрос незнакомого верхового снова подстегнул любопытство крестьян.
— А что? По делу к пану Дымше? — не выдержал Кедулис.
Но незнакомец опять отвечал таинственно:
— Может, по делу, а может, и без дела — не поймешь. Что для меня дело, для другого безделье… Так по какой дороге всего ближе?
Крестьяне стали объяснять, как проехать к Дымше. Их доверие к незнакомцу возросло. Видать, неплохой человек, коли едет к лекарю, да еще без видимой надобности. Может, родня или добрый приятель.
Проезжий, выслушав указания, вскочил в седло и, подхлестнув коня, затрусил к лесу, синевшему вдалеке.
Проводив незнакомца, шиленцы не торопились по домам. Разговоры о манифесте, крепостном ярме, панских происках не выходили из головы, Надвигались весенние работы. Скоро погонят на барщину, Идти или не идти? До чего въелось в плоть и кровь это проклятое крепостное право! А ежели воспротивиться… Может, и есть другая царская грамота?.. Не иначе — есть. Не будь ее, сами паны и этакой бы не придумали.
Докурив трубки и покончив с делами в кузнице, крестьяне разошлись. В деревне всякий рассказывал соседям об услышанном. Кое-что знали и односельчане. Слухи, толки, пересуды все росли, разбухали.
Когда ветер ранней весны в полдень разгоняет тучи и волна тепла захлестывает поля и деревню, люди выходят во двор, глядят на небо, на луга да пашни и раздумывают: еще день-другой, и придется запрягать волов и пахать свои полоски.
В такое вот теплое утро, уже в середине апреля, у сарая возился с хозяйственной снастью старый Бальсис со старшим сыном Пятрасом.
Бальсис — человек прилежный и предусмотрительный. Ко всякому времени года готовился заранее. Поэтому и теперь, с наступлением весны, начал заботиться о приближающейся страде. Прежде всего вытащил из-под навеса соху. Повертел, приподнял, налег на рукояти — ничего, оглобля выдержит, только полоз разболтался, придется подвязать новыми подтужинами. А где же сошник?
— Пятрас! — крикнул он сыну. — Нет ли где сошника?
Сын вышел из-под навеса с куском железа — один конец заострен, а другой согнут так, чтобы насадить на полоз.
— Вот, — показал он отцу на сошник.
Отец повертел, обмахнул ладонью и оглядел со всех сторон.
— Заржавел… Ржа разъедает. Не положили, как надобно…
Сын махнул рукой:
— Велико дело!.. Взрежет две борозды — как серебро заблестит. Да, наконец, пусть разъедает. Надоело…
На руках его носи, то прижимай, то поднимай, а пахота — будто свинья рылом копала. Сделаем, батя, плуг. Будем работать, как крестьяне из-под Ленчяй. Видел я прошлый год, они пары поднимали. Земля сухая, суглинок, а как идет — смотреть приятно: глубже, шире, борозда в борозду — вот это работа!