— Немало помещиков и царю петиции писали, чтобы всех крепостных отпустить на волю без земли, — добавил Кудревич.
— Правда, — подтвердил Сурвила. — Были и такие. Но я их не одобряю.
— Я тоже нет, — произнес Кудревич.
— И я, — повторил Шилингас.
Сурвила пояснил:
— Не стану говорить о справедливости, гуманизме, морали. Нет, прямой наш интерес и соображения безопасности требуют, чтобы у крестьян была земля. А то они нас так разнесут — ворон костей не соберет!
— Да, пан Сурвила, — согласился Мацкявичюс. — Крестьянам надо отдать землю, которую они обрабатывают. И притом безвозмездно, без всяких выкупов к повинностей. Крепостные за нее расплатились с лихвой!
Но Сурвила, спокойно улыбаясь, возразил:
— Помещики с этим не согласятся. И я тоже.
— И я, — подчеркнул Кудревич.
— И я, — как эхо вторил Шилингас.
Мацкявичюс косточками пальцев постучал по столу:
— Коли вы так рассуждаете, то не ждите от крестьян поддержки ваших замыслов.
Для Кудревича такой вывод не был неожиданностью.
— Знаю, ксендз. Я назначен мировым посредником. По роду своих обязанностей ознакомился с взаимоотношениями между крестьянами и помещиками. И должен сказать, панове, мы катимся к тому, что крестьянин и помещик станут смертельными врагами. Говорю "смертельными", ибо врагами они были все время. В борьбе, которая идет уже не со вчерашнего дня, в конце концов одержит верх крестьянин, ибо имя ему — легион. Провозглашенная царем реформа эту победу крестьян, а нашу гибель только отсрочит, но не устранит.
— Тем реформа нам и полезна, — заключил Сурвила.
— Стало быть, вы, господа, против восстания? — спросил Мацкявичюс.
Сурвила только руками развел:
— Видите ли, ксендз, восстание может идти по разным путям и преследовать разные цели. Вы вместе с крестьянами будете добиваться земельной реформы, дворяне — политических, государственных целей, которые опять же могут быть различными. Но для любой из этих целей непременная предпосылка — отделиться от Российской империи. Вот что нас объединяет. Откровенно говоря, я не верю, чтобы восстание теперь привело к этому. Вот почему я к восстанию не призываю. Но жизнь развертывается так, что оно наверно прорвется, даже и против нашей воли. Что ж?.. Выполню свой патриотический долг и поддержу восстание.
— Но вы не верите, что крестьянин добьется своей цели?
— Не верим, — признался Сурвила. — Восстание подготавливается и возглавляется дворянами и в лучшем случае достигнет только политического эффекта.
— Тогда уж, — язвительно произнес Мацкявичюс, — вам, дворянам, лучше совсем не вмешиваться в восстание. Победить может только крестьянин. Если он добьется победы, то достигнет своей цели. Потерпит поражение — все пока что пойдет ко всем чертям! А дворянство не только не осуществит никакой политической цели, но и подвергнется такому истреблению, что навряд ли когда-нибудь сумеет играть заметную роль в политической жизни Литвы.