Повстанцы (Миколайтис-Путинас) - страница 255
Катре отрадно было слушать Пятраса, но она решила: коли понадобится, не давать отцу спуску.
Долго они еще толковали, мечтали о будущем, а еще больше любовались друг другом.
С полей повеяло прохладой, зашуршали ветки явора, и несколько пожелтевших листьев упало на землю.
Словно проснувшись от волшебного сна, они спустились с косогора. Не выпуская руки Катрите, Пятрас довел ее до помещичьего двора и, попрощавшись, быстро зашагал в Шиленай, а она кинулась в комнату паненки.
Господа ужинали в столовой. Скродский был сердит. Нервно позвякивая ложкой, помешивал чай. Долил бы рому, но дочь не разрешает. И венгерское забрала из шкафчика. Говорит, вредно для сердца и нервов. Что она в этом понимает!
Дурное настроение угнетало и Юркевича. Хотя дело еще не закончено, не проиграно. Хлопы решили выждать, но среди них нет единомыслия. Он это время использует, перессорит их и поставит на своем.
Ядвига пытливо смотрит на отца и юриста. Она взволнована этим спором с крестьянами. Препираться с отцом, однако, не хочет, зная, что здесь он не уступит. Достаточно и того, что она уже многим людям помогла и доказала, что родная дочь Скродского в отношениях с крестьянами придерживается иных принципов.
С наступлением осенней непогоди здоровье Скродского заметно пошатнулось. По ночам мучала бессонница, по утрам ныли суставы, ломило кости. Кончились и те скромные удовольствия, которыми пан Скродский до тех пор скрашивал мрачное холостяцкое существование: лакомое блюдо, рюмка коньяку или старки, бокал венгерского или мозельского. А что уж и говорить о нежных усладах теплых летних ночей и долгих осенних вечеров! Все минуло безвозвратно!
Еще пуще телесных недомоганий пана Скродского одолевало уныние. Обостряющиеся изо дня в день отношения с челядью и хлопами, словно ржавчина, разъедают его самолюбие и чувство достоинства. Но, в конце концов, дворня и мужичье — эка невидаль! Но родная дочь! Он так любил ее с самого детства, заботился о ней, ждал ее возвращения! А только вернулась — с первого же дня посыпались недоразумения и дрязги. Теперь он видит, что напрасно посылал ее в Варшаву. В Вильнюсе, быть может, Ядвига не заразилась бы этой хлопоманией и революционным бредом. И надо же было привязаться к ней этому наглецу подозрительного происхождения — Пянке! С какой дерзостью напал этот демагог на пана Юркевича и на него, пана Скродского, из-за мнимых мужичьих обид!
Особенно тяжелый удар постиг Скродского в тот день, когда хлопоман Сурвила пригласил к себе Пянку и Ядзю, а его, отца, обошел. Разумеется, он бы все равно не поехал, но не пострадал бы гонор. Он не расстраивался бы так, если бы дочь отклонила приглашение. Но она, бесчувственная, пренебрегая его уговорами и угрозами, просто силой вырвалась на это сборище мятежников! Там, говорят, присутствовал и бунтарь в сутане — Мацкявичюс, и коновал Дымша. Недурная компания для панны Скродской!