Казис Янкаускас бегом пустился по улице и всем встречным кричал, что землемеры Скродского уже мерят сельские поля. Сразу же на улицу высыпал народ. Под Галинисовой липой собрались Даубарас, Григалюнас, Бразис, Янкаускас. С другого конца села бежали Борейка, Бержинис с зятем Жельвисом, Бальсис с сыновьями. Следом за ними бросились на улицу и женщины. Все кричали, галдели.
— Мужики! — надрывался Норейка. — Выгоним со своего поля помещичьих псов! Не отдадим своей земли! Прогоним землемеров Скродского!
— Прогоним… Не отдадим! — кричали со всех сторон.
К Норейке присоединились Пятрас Бальсис с Винцасом, Янкаускас, Жельвис. Кое-кто повырывал колья из плетней, и вся толпа с угрожающими криками сгрудилась у Галинисовой липы.
Тут Пятрас Бальсис вспомнил, как в прошлое воскресенье в Пабярже один человек рассказывал, что говорит про манифест и про землю ксендз Мацкявичюс.
— Мужики! — унимая гам, крикнул Пятрас. — После царского манифеста не могут паны у крестьян землю отнимать. Кто какой землей владел в день манифеста, ту и сможет выкупить. Так и наш ксендз объяснял.
При этих словах люди снова зашумели:
— Зачем выкупать?! Земля наша! Довольно мы за нее поработали! Не отдадим!
— Ладно! — повысил голос и Пятрас. — Может, и не понадобится выкупа. Мацкявичюс говорил: пан не может теперь ни у кого землю забрать. Коли попробует, наше дело — отстаивать.
— Отстоим!.. Не отдадим!.. — кричали и стар и млад, мужики и бабы. — Прогоним прислужников Скродского со своих полей!
Чуть не все село с криками и угрозами повалило по дороге к полям, где возились управитель Пшемыцкий, юрист Юркевич и приглашенные из имения Чапского землемер с подручным.
Услышав шум и увидев приближающуюся толпу, они бросили свою работу и некоторое время удивленно глядели на дорогу.
— Что задумали эти хлопы, черт подери? — подумал вслух управитель Пшемыцкий.
Первым сообразил и больше всех перепугался юрист.
— Ради бога, пан управляющий! — бледнея, схватил он Пшемыцкого за руку. — Поглядите, они вооружены дубинами и дрекольем. Наверно, на нас идут. Нужно как можно скорее ретироваться!
Землемер был того же мнения. Но пан Пшемыцкий столько лет плеткой управлял крепостными, которые, бывало, дрожат от одного его вида, что ему нелегко было совладать со своей гордостью и позорно отступить перед орущими мужиками. Однако он вспомнил недавнее поражение на этих самых полях, и храбрость его остыла. С притворным равнодушием управитель произнес:
— Что же, господа… Работу мы уже почти закончили. Пусть вопит мужичье, а мы вернемся домой. Когда-нибудь, притом очень скоро, спущу я с них шкуру.