— Знаете, пан Акелевич, наша с вами молодость во многом похожа. Я — сын бедняков и много горя хлебнул а юности, а очень жаждал учения. Когда мне еле минуло двенадцать лет, пешком добрался из Титувенай до Вильнюса. Мыл полы в монастырях, сколько вынес нужды и голода — только я об этом знаю. Но гимназию кончил. Тогда решил получить высшее образование. Без куска хлеба, от деревни к деревне, от местечка к местечку дошел я до Киева. Нашлись добрые люди и помогли мне. И тут вот, господин Акелевич, наши пути расходятся. Вы попали в компанию к панам, разъезжали по поместьям, обучали их детей, а я жил с беднотой, увидел людей Украины, угнетаемых панами. И понял, что во всех концах империи одна и та же нужда, те же оковы, та же дубинка.
Ксендз умолк, набил трубку, прикурил от свечи и, шагая по комнате, опять заговорил:
— Уже в те времена по всей Украине славился Тарас Шевченко, певец обиженных и порабощенных, сам вышедший из крепостных. Видел я его, слышал, вместе с украинскими горемыками пел его песни, призывающие восстать, порвать цепи, кровью завоевать вольность. Власти его сослали, сдали в солдаты, десять лет терзали в восточных степях и пустынях. Но он все претерпел. Теперь снова свободен. Вот нам образец, господин Акелевич. Я тоже выбрал горемык, чтоб влачить с ними нужду. Но я не поэт, не певец. Решил стать ксендзом. Кто еще в Литве может ближе подойти к крестьянам, чем ксендз? Я хочу добиться воли для крепостных, хочу, чтобы люди поняли свои обиды, поднялись на борьбу против гнета. Хочу, чтобы Литва вернула себе свободу! Этому делу я посвящаю все свои силы.
Он снова умолк, сел против Акелайтиса и, сосредоточенно разглядывая гостя, заговорил тихо, но убедительно и от души:
— Господин Акелевич, наступает время важных событий. Среди поляков — брожение. Скоро вспыхнет восстание. Мы должны этим воспользоваться. В одиночку ничего не сумеем добиться, а вместе с поляками сделаем немало. Кто знает? Поднимутся бедняки Украины, Белоруссии, наверно, и всей России. Тогда мы одержим победу. Только вместе с горемыками, вместе с крестьянами добьемся победы. Землю и волю крестьянам в освобожденном от императорского ига литовском государстве! Таков лозунг нашего восстания. Господин Акелевич, дворяне, помещики нам не братья. Они боятся и ненавидят мужиков. Только немногие шляхтичи прониклись демократическими идеями. Вот те — нам друзья. Господин Акелевич, перестаньте угодничать перед всякими огинскими, карписами, шеметами, а идите с нами, с простыми людьми!
Взволнованно слушал Акелайтис. Так вот каков этот странный ксендз! Благороднейшее сердце! Он вскочил и горячо пожал руку Мацкявичюсу. Слезы показались у него на глазах: