— Не приедет Костя, — нервно комкая в руках записку от мужа, со слезами на глазах прошептала Галина и начала торопливо, с суетливой лихорадочностью собираться.
— Чего носы-то повесили, как купчихи на похоронах? — поздоровавшись, со скуповатой, какой-то неестественной веселостью сказал Зиновий Владимирович.
В новом обмундировании, с пистолетом и походной сумкой, он был как-то весь собран и подтянут.
Женщины промолчали.
— Ну, не приехал ваш Костя, что ж из этого? Переводят его в другую часть. Срочно должен выехать из Гродно. А закуски-то сколько наготовили, милые мои! — оглядывая стол, продолжал Рубцов.
— У нас все не так, как у добрых людей, — вставая, сердито заговорила Клавдия Федоровна.
— А что же такое случилось, дорогая Клавдия Федоровна? — спросил Зиновий Владимирович и присел к столу.
— Сплошное безобразие, Зиновий Владимирович! Целый день стряпали! Вон все стоит. Спасибо, хоть вы приехали. Давайте все за стол, больше я ждать никого не хочу. Оля, позови отца и Виктора Михайловича. Что такое, на самом деле: хлопочешь, хлопочешь, а все шиворот-навыворот!
— Действительно, ерунда какая-то получается! Неужели позвонить нельзя было? И мой Витя вечно мудрит. Сейчас наверняка скажет, что ему некогда, и на всю ночь исчезнет. Уж я его знаю…
— Пробовал я вам дозвониться, — словно оправдываясь, сказал Рубцов. Линия все время занята…
— Зиновий Владимирович, подвигайтесь к столу, — попросила Шура Рубцова. — Будем пировать.
Но свадебному обеду, как видно, не суждено было состояться.
— Благодарю, голубушка моя! Остаться обедать я не могу, — развел руками Рубцов.
— Что с вами со всеми случилось? Уж вы-то, Зиновий Владимирович, такой компанейский человек!
— Лето сейчас. А в жару я только пивком балуюсь и никакого другого зелья в рот не беру… Однако, чтобы не обидеть вас, одну рюмочку выпью да и поеду: в лагерь тороплюсь. Мария Семеновна меня ждет… Галине в Гродно нужно. Костя завтра уезжает. Приказ уже подписан.
Пришел и Усов, сел за стол, но выпить наотрез отказался:
— Не такой сегодня день, чтобы пировать.
— Вы что… сговорились портить нам настроение? — возмущалась Клавдия Федоровна. — Где Александр? Я его…
— Уж кому-кому, Клавдия Федоровна, а вам-то известно, что ночью у нас самая горячая пора. Ну, днем еще другое дело, можно посидеть и песенки попеть, а вечером!.. — Усов встал, выпрямился, подтянул поясной ремень, сказал: — Извините, дорогие гости, попируйте за нас. Извини меня, Шурочка, — добавил Усов и поцеловал жену.
— Да ну тебя! — махнула Шура рукой. — Я сейчас тоже домой иду, вместе с тобой.