В окне кухоньки бьется-жужжит оса, но никто ее не гонит, не клянет назойливую тварь.
— Ну и денек — чистое золото! А, хозяюшка?
Интуиция подсказывает, что не к добру это молчание Петронеле. Да и о здоровье после таких неспокойных ночей осведомляться не следует.
— Хозяйка-то с рассвета хлопочет, а мы, лентяи, завтрак проспали.
Снова ни ответа, ни привета, но дверь кухоньки скрипнула. Елена гнет свое:
— Конечно, куда нам торопиться? Взять хотя бы моего благоверного, — она готова даже слегка кольнуть Статкуса, спускающегося босиком, с ведром в руках со ступенек крыльца. Он даже солнцу не улыбается после бессонной ночи. — Прочтет в газете об увеличении продуктивности коров и считает, что оказал посильную помощь сельскому хозяйству! Что, может, неправду говорю?
Губы хозяйки не дрогнули, хотя шутки она понимает.
Тщетны потуги развеселить Петронеле. Все равно что пытаться жердью отогнать набухшую тучу.
— Ох, дочка, чуть курицу не задрал. Что же теперь будет? — выпевает вдруг обычно хриплый голос. — Что будет? — вместе с вопросом звучит жалоба. И, хоть не ждет сочувствия, высовывается через порог кухоньки. Под тяжестью грузного тела дугой изогнулась палочка.
— Что случилось? Ястреб, что ли? — Елена не догадывается: может, действительно что-то страшное произошло, а может, пустые страхи навеяны одиночеством. Сквозь синевато-серую черточку губ протискивается не только упрек, но и знание чего-то, о чем другие не разумеют. А может, и злорадство по поводу их слепоты.
— Забыла разве, какую сволочную собачонку старик привел? Зверя, ирода! — Петронеле выпучила глаза.
— Когда же… курицу? Вчера?
— Где там вчера! — Старуха скрещивает руки на палке. — Нынче утром, вы еще спали. Утром этот чертов…
— Может, играл? Щенок же. — Елена старается не поминать его имени. — Все малыши любят играть.
— Говоришь, маленький? Кровопийца он с зубастой пастью! — Хозяйка сама разевает беззубый рот и, размахивая палкой, показывает, как нападал хищник, как разлетались куры. Скрюченные ревматизмом дрожащие пальцы изображают собачьи клыки, палочка выскальзывает из рук, укатывается в сторону. И не спорь — не переубедишь! Застывшие глаза уставились на воображаемую жуткую картину.
— Все-таки, кажется… — слышит Статкус несоглашающийся голос Елены. На такое, сдается, в свою пору осмелился бы только Олененок. — Я, конечно, не видела, но подумайте: разве справился бы с курицей такой малыш?
— Хорёк куда меньше, а кур душит!
— Хорек? Так нету вроде на усадьбе хорьков.
— Хорей-то нет, другого зверя дождались, другого хищника!