Со станичными ребятами отношения сложились легко. Я с удовольствием ходил с ними в походы, на рыбалку. Что может быть лучше летом для подростка, чем ночное? В темноте неподалеку фыркают стреноженные кони, на горизонте вспыхивают зарницы, догорает костер… И прямо по Канту: звездное небо надо мной и нравственный закон внутри меня. Хотя, какая там нравственность? Внутри меня печеная картошка и бражка.
В сельской школе программа попроще, так что я там вовсе стал отличником. Я был городским, и некоторые сверстники (и особенно сверстницы) смотрели мне в рот, чего бы я ни изрек. Девчонки охотно целовались.
Кое у кого в селе уже имелись видеомагнитофоны. Но с кассетами было туго.
— Ромка, пошли ко мне видак смотреть.
— А что у тебя есть?
— «Чужой».
— Третий?
— Второй.
— Старье. Вот третий я бы позырил еще разок.
— Везуха тебе… А до нашей деревни когда еще дойдет!..
Один случай в Новомарьевской вспоминается до сих пор. Оставь меня тогда мой ангел-хранитель, никому бы потом не портил нервы, в первую очередь, близким; никому бы потом не портил здоровье, в первую очередь — себе. С деревенским другом Витьком мы отправились на зимнюю рыбалку на наш пруд. Было довольно холодно, градусов десять мороза, а потому мы были уверены, что лед крепкий.
Но вдруг я провалился в прорубь. Ледяная вода обожгла так, что перехватило дыхание, я едва держался за режущий пальцы лед, а намокшая одежда медленно тянула меня на глубину. Ну, думаю, жалко, так и не пожил толком. Витек, однако, действовал умело. Напрягшись, он вытянул меня (и как только сил хватило!) на нетвёрдый лед. На мое счастье, на берегу неподалеку стоял рыбацкий шалаш. Дружок мой оказался тепло одет — двое штанов, две куртки. Мы разобрали и спалили этот шалаш, не дали мне закоченеть. Богу было угодно в очередной раз меня спасти…
Жизнь в станице мне нравилась. Но вот кто не давал мне продыху, так это новый мамин сожитель Борис и его методы воспитания. У него было крепкое хозяйство со свиньями, курами и прочей живностью. И плюс еще слесарно-токарно-ремонтная мастерская. Он постоянно что-то мастерил, чинил, клепал, паял. Меня родители к работе по дому, по хозяйству особо не привлекали, и я рос, откровенно говоря, шалопаем. Иное дело — Борис. Он был рьяным сторонником трудового воспитания. Но его ошибка была в том, что он слишком рано предъявил на меня отцовские права. А я вступал как раз в самый непокорный возраст. А его родители?.. Те еще воспитатели! Неродные бабка с дедом не давали мне продыху! Я даже не помню их имена. А вот постоянное ворчание, придирки ко мне и матери по любому поводу — запомнились… Может, во мне говорят детские обиды, но ведь мама профессионально ухаживала за отцом Бориса, лечила его, ставила капельницы… почему к нам было такое (несправедливое, на мой взгляд) отношение?!