Окружили, зафлаговали, замуровали, усмехнулся Курганов. Ну как тут не выпить стаканчик этого прекрасного скотч-виски «Белая лошадь», если от его употребления такими шелковистыми становятся усы и брови, такими голубыми глаза, такими морковными — щечки? Разве я не хочу иметь такие же ровные белые зубы, такой же энергичный подбородок? Ведь именно в такого типа мужчин влюбляются нравящиеся мне женщины, например моя собственная жена (простите, моя бывшая жена).
Может быть, и мне перестать вешать лапшу? Я-то помоложе этого дяденьки буду — всего двадцать семь. Еще один раз как-нибудь сумею, наверное, жениться… Вот на этом и надо порешить. Вернемся домой, сразу же заявление в суд. Побуду немного в холостяках, погуляю, а там видно будет.
Курганов вдруг почувствовал холод и пустоту в сердце. Неужели действительно все кончено? Неужели она никогда больше не будет моей? Неужели он никогда не будет больше целовать ее глаза, шею, плечи, неужели никогда не будет обнимать ее, а это будет делать Он, ответственный работник «Интуриста», так сильно смахивающий на этого образцового джентльмена с рекламного щита?
Ладно, действительно хватит вешать лапшу. Надо идти в посольство. Конечно, никто бы на его месте не удержался и не отказался зайти в шалман с цветными бутылками в окне и выпить там стаканчик виски. А он, Курганов, удержится и откажется. Хотя настроение, конечно, препаршивое. Но он все равно не будет пить виски, если сделать это приглашает столь жизнерадостно и оптимистически настроенный джентльмен на рекламном щи-те… Что же, он сначала выпьет виски, а потом пойдет в посольство? И от него, от молодого журналиста, будет нести этим скотчем? Да пошел бы он, этот скотч… И вообще, хватит глазеть на рекламы — в печенке они уже сидят. Хватит разглядывать всяких голубоглазых идиотов. Они, эти голубоглазые, все нают — и что тебе надо выпить, и что купить, и куда ехать. Они все и за всех знают. Кому и что делать… За всех, кроме меня. За меня они ничего знать не будут. Ничего и никогда…
Курганов быстро спускался по улице святого Ильи. Вот, с левой стороны, и зеленые ворота посольства — около белой проходной будки на деревянной самодельной табуретке сидел в соломенной шляпе и вышитой украинской рубашке с подвернутыми рукавами мускулистый моложавый человек с вислыми запорожскими усами и загадочными светлыми глазами — типичный персонаж из гоголевского «Тараса Бульбы».
— Здравствуйте, — сказал Курганов светлоглазому, протягивая паспорт. — Мне назначено на четыре часа.
Мускулистый обладатель вислых усов молча, не поднимаясь с табуретки, взял паспорт, достал из кармана штанов клочок бумаги, долго и скучно сверял паспорт с записью на своей бумажке, потом вернул паспорт, поднял голову и, улыбнувшись, спросил, налегая на букву «щ»: