Эта стальная дверь производства фирмы «Топэкс» запиралась так: трубчатым ключом, при повороте которого в стальную раму входили три толстых, в палец толщиной стержня. Потом в дело шел здоровенный желтый ключ со сложными зубчиками. Этот ключ блокировал механизм запирания стержней, и не открыв им механизм, отпереть дверь невозможно — только если болгаркой. И был еще один замок — обычный, «английский» замок с плоским ключом. Если выходишь ненадолго, мусор вынести, или покурить на лестничной площадке — просто защелкнул дверь на английский замок, и кури.
Весь фокус в том, что запереть на желтый большой ключ можно только снаружи, и никак иначе. Изнутри дверь запирается на поворот ручки, вставляющий штыри в пазы. То есть, если механизм двери открыт, некто, находящийся внутри просто физически не мог запереть ее снаружи. И потому запер только на английский замок.
Вообще-то идиотизм, и недостойно такой серьезной организации как Контора. Это менты, точно они.
А еще я ставил «контрольку». Спичку клал на дверь — горелую спичку. Вернее — ее кусочек. И она теперь валяется на коврике.
Юра снова оглянулся на меня, вставляя ключ в скважину английского замка, обреченно вздохнул, повернул. Замок нормально щелкнул, Юра осторожно, будто должен прозвучать взрыв — нажал на дверную ручку и потянул к себе. Дверь мягко, без скрипа отворилась, и я кивнул головой:
— Давай!
Юра шагнул в прихожую, сделал два шага вглубь квартиры, а я чуть приотстал, предоставив ему возможность вызвать огонь на себя. Что тут же и произошло.
— Стоять! Руки вверх! Не двигаться!
Мда. Как в кине. «Хальт! Цурюк! Хенде хох!» Ну смех, да и только. Гасить объект надо сразу, а не вопить, как немецкий патруль с рязанскими рожами из старого кино! Идиоты. Непрофессионализм — просто вопиющий!
На Юру навалились, стали крутить ему руки, совершенно не обращая внимания на дверь, чем удивили меня настолько, что я не выдержал, и негромко кашлянул:
— Кхе-кхе…а меня что, никто вязать не будет?
Крепыш, который радостно звенел наручниками и пыхтел, пытаясь заковать отчаянно сопротивлявшегося Юру, недоуменно оглянулся и глаза его стали широкими, как тарелки. Он потянулся в подмышку, вероятно чтобы достать свой древний, со стертым воронением «макаров», но я не дал ему такой возможности, резко всадив кончик остроносого итальянского полуботинка прямо в солнечное сплетение. Крепыш задохнулся, глаза его закатились и он сполз на пол.
Двое других оперов (если это были опера), вскочили на ноги, тоже пытаясь достать стволы, и так же полегли, легко, как трава под ударами косы. Но бил их не так, как бандитов — слегка, лишь бы вырубить. Не калечил. И это сложнее, чем калечить. Но чего не сделаешь ради бывших коллег?