— Все? — переспросила Лиза, совершенно ошарашенная таким поворотом дел. — Так мне что теперь, самоубиться за ненадобностью?
— Ну, зачем сразу "самоубиться"? — пожал плечами Кениг. — С этим никогда спешить не следует. Физически тебя никто не тронет, хотя могут, конечно, из вредности слить великобретанцам. Это ведь ты, как я понимаю, приговорила майора Седжвика?
— То есть, — уточнила Лиза, прищурившись, — стала не нужна, так можно и в расход? Как сопутствующие потери, так что ли?
— Может случиться и так, — кивнул Иван. — Я не утверждаю, что так именно и произойдет, но определенная вероятность существует. Во всяком случае, я такой вариант сбрасывать со счетов не стал бы. Отсюда совет. Уезжай, Лиза! Денег у тебя достаточно, мир велик. В конце концов, забудут и наши, и англичане. Забудут и оставят в покое.
— Хороший совет, ничего не скажешь! — покачала головой Лиза.
— Хороший, — подтвердил Иван. — Уж поверь! И даю я его тебе только потому, что, во-первых, ты мне не чужой человек, Лиза, а во-вторых, чувствую себя перед тобой в долгу.
Хотелось наорать. Сказать, что все они суки драные, без чести и без совести. Свиньи неблагодарные и шкуры тыловые. Но ничего этого Лиза вслух не произнесла. Зачем? Ругань в данном случае бесполезна, потому как еще одна себерская народная мудрость утверждает: брань на вороту не виснет.
"Что им с моей брани? Да, и Кениг, в сущности, ни при чем. Он мелкая сошка, но и ему зачтется!"
— Понятно, — кивнула она. — Спасибо за разъяснения, Иван. Наверное, воспользуюсь твоим советом. Но знаешь, что, дай-ка мне еще один совет!
— Все, что в моих силах.
— Я замуж собралась…
— Серьезно? Мои поздравления! — сразу же изменил тон Иван. — Кто избранник? Этот твой шотландец?
— Нет, я за Рощина замуж собралась.
— А вот это зря, — покачал головой Кениг. — Сломаешь мужику судьбу. Он же в генералы прямо-таки аллюром прет. Но, если он твой муж, то тут уж ой!
3. Шлиссельбург, Себерия, двадцать пятое марта 1933 года
Поговорить удалось только под утро, когда после оперы и кабака, добрались, наконец, до дома. Лиза отправила Марию спать, а сама позвала недоумевающего Рощина в кабинет и там уже рассказала все, как есть. То есть не только то, что поведал ей шпион Кениг, но и то, до чего додумалась сама. Рощин слушал внимательно, не перебивал и, уж тем более, не комментировал.
— Гадюшник! — констатировал он, когда Лиза закончила свой рассказ. — Чего-нибудь эдакого я, грешным делом, от них ожидал, но не в такой же степени!
— А я, Вадик, на поверку оказалась наивной дурой, — криво усмехнулась Лиза. — Мне такой поворот и в голову не приходил.