— Все, — криво ухмыльнулся Маккольн в сторону «таежника». В голове у него до сих пор что-то пульсировало. Правда, все слабее и слабее. — Кажется, приехали. Ты как?
— Н… нормально, — заикаясь, выдавил Тресилов. — А т… ты?
— Полный порядок. Правда, это синее безобразие заставило меня немного поволноваться.
Тресилов с нарастающим удивлением уставился на спокойное — неестественно спокойное! — лицо Маккольна. Неужели можно пребывать в таком каменном состоянии после этой… этого…
— Какое безобразие? — спросил.
Настала очередь удивляться Маккольну. Впрочем, внешне этого заметно не было.
— Ты что, не обратил внимания на то, чем нас порадовали напоследок эти булыжники?
— Почему? Обратил. Видел, как мы в пену провалились. Как корабль закувыркался: до сих пор в мозгах все вверх тормашками… Как ты его выравнивал. Слушай, — внезапно заинтересованно спросил Тресилов, — а где ты научился с такой скоростью на пульте работать? У тебя даже рук видно не было.
Маккольн бросил взгляд на свои руки, расслабленно лежащие на подлокотнике ложемента. Они его сейчас не волновали. Нормально сработали, и слава Богу!
— Слушай, — спросил осторожно, — а шар?
— Какой шар?!
— Та-а-ак, — протянул Маккольн, — кто-то из нас, брат, явно страдает галлюцинациями. Или амнезией. А что ты перед самой посадкой чувствовал?
— Пытался вспомнить, где же на этой чертовой «Республике» находится туалет, — буркнул Олег. — Чтобы успеть донести свой зад до него.
Он уже явно понемногу приходил в себя.
— Дэн, — взмолился Тресилов, выбираясь из ложемента, — давай исповедываться потом будем. Когда Руслану найдем. У нее воздуха максимум минут на пятнадцать осталось.
«Таежник», конечно, был прав, но… Ладно, потом разберемся. Да и обстановку за бортом изучить не помешало бы. И сам корабль осмотреть: вон сколько повреждений появилось, судя по индикаторам. Ч-черт!.. Что же это за феномены да с аномалиями?! На непредвиденные обстоятельства такого рода он, Дэн Маккольн, совершенно не рассчитывал. Нет, этот русский еще может очень сильно пригодиться! И дернул же его черт в одиночку лететь. Но, кто же знал… Да и эйфория была после того, как американцы разрешили коммерческие старты. Однако, как много в нем еще по-человечески неорганизованного! До безобразия много. Эдакого синего цвета безобразия.
Маккольн тяжело повел головой, наблюдая за тем, как пошатывающийся Олег, открыв шкаф, напяливает на себя зеркальный гермошлем. Вытащил свой из захвата ложемента, привычно щелкнул фиксатором и принял вертикальное положение. Его не шатало абсолютно.
Через несколько минут они стояли у выгнутого трапа «Лунной Республики», настороженно оглядываясь во все стороны. Две зеленые ящерицы возле бесформенного нагромождения камней.