— Потому что… Ну ладно, раз такое дело, я расскажу, — вставая из колен и подходя к креслу, вздохнул Андрей. — Раньше я не хотел посвящать тебя в наши семейные дела, — укол в сердце, — но теперь, раз ты уже беременна.
— Так что, ты и вправду мог отослать меня потом, и бросить? — капризно надув губы, спросила я.
И тут же об этом пожалела. Так как взгляд, который Андрей метнул в мою сторону, заставил меня усомниться в том, что я наконец-то заняла в его сердце подобающее мне место — женщины, вынашивающий его дитя, и поэтому могущей позволить себе немного похандрить.
— Ты забываешься, Лариса, — и снова этот знакомый мне пренебрежительно-холодный тон. — Вспомни, что ты еще не выполнила обязательств контракта до конца, поэтому следи за мимикой, не расстраивай меня.
— Но… я ведь от тебя беременна, вон же, УЗИ показало, и анализы…
— Это еще ничего не значит, — Андрей тяжело опустился в кресло, а в его голосе внезапно послышалась угроза. — До родов еще нужно дожить, а потом — родить. А если до того времени ты будешь себя вести, словно зарвавшаяся сука, то я…
"Ну до чего же я глупая, — целый ворох мыслей клубился в моем мозгу, мелькая обрывками и меняясь со скоростью света. — Да, я забыла свое место, я слишком поторопилась поверить в эту иллюзию внезапного преображения Андрея. Ну и поделом мне. Разве может человек вдруг перемениться, резко полюбить меня просто за то, что это я? Нет. Это просто его гордыня, радость от доказательства того, что он мужик, способный обрюхатить бабу. А я-то… вот дура. Поверила в то, что теперь могу чувствовать и вести себя естественно, не боясь ошибиться, сказать что-то не то, что ему понравится… А еще эта Катарина… Я ведь ничего о ней не знаю. Наверное, зря только расслабилась, решив забыть тот разговор в гостиной. Вот за кого они меня все принимают — контейнер для ребенка, который нужно беречь, но ни в коем случае не относиться серьезно. И если все так… если все именно так. Я — не вещь, не бездушная игрушка, я… Я ведь могу все рассказать о том случае с Алексом, могу наврать, что это его ребенок, и тогда… Нет, так нельзя, это будет неправда, я не имею права лишать моего ребенка его настоящего отца. А потом — он ведь подвергнет малыша экспертизе и все равно узнает правду…"
И когда от нервов у меня просто поплыли круги перед глазами, Андрей решил смилостивиться.
— Да ладно, успокойся, — его голос снова стал мягким и почти ласковым, — что-то я погорячился. Но и ты, Лариса, не будь настолько стервой. Я, знаешь ли, нахлебался этого по горло, больше уже не лезет.