Ровно посредине, всегда чуть ближе к тебе (Елизарова) - страница 38

– Тогда зачем ты это пишешь?

– Я тоже в стаде. Соответственно, пишу для него. Поначалу я пыталась пропускать все через себя, примерять к своим ощущениям. Лайков было немного. Сейчас людям не то что читать, даже думать самостоятельно лень. После определенного количества подписчиков уже не столь важно, что ты напишешь, главное – быть понятной и краткой, немного приправить англоязычными терминами, одним словом, быть в тренде. Когда-то одна недолюбленная, обиженная овца возомнила себя революционеркой, решила, что может подкорректировать природу вещей, это быстренько подхватили такие же недолюбленные овцы, и вот мы уже привычно платим и за себя, и за того парня в ресторане, снимаем на ночь кавалеров, открываем настежь окна спален и выкладываем на всеобщее обозрение прокладки и секс-игрушки, а между делом тайком ходим к психологам, чтобы не выброситься из окна.

– Я и не буду твой пост читать… Расскажи мне лучше о танго.

– В следующий раз. Прости, мне пора бежать.

Люба и Вера

23 ноября

Москва. Медицинский центр «Гармония».

Отделение стоматологии

– Я не люблю в жизни лгать. Чувствую себя не выучившей роль актрисой, к тому же некрасивой и напрочь лишенной таланта. Ложь, будто коррозия, разъедает не только лгущего, она имеет свойство проникать во все, что его окружает, поражая даже неодушевленные предметы. И чем больше живого в причине лжи, тем быстрее идет процесс разрушения. Во мне теперь будто две женщины. Одна, почти уже не верившая в чудо, воскресла, а другая, глядя на это, мучительно подыхает. Вер, ты даже не представляешь, как я мечтала о том, чтобы вновь это испытать! Случается, люди без чувства жизнь проживают, но я-то помнила, что это такое, когда по-настоящему… Ночами, годами, непрожитыми взахлеб веснами, посреди тоскливых домашних ужинов, безрадостной обязаловки, картонных улыбок, склизких чужих поцелуев, гнетущего чувства долга, я верила в то, что где-то все еще лежит мой кусочек простого женского счастья. Ах, как я ждала мощного ветра, который ворвется и разметет по углам всю эту ненужную рухлядь!

А теперь… Припаркуюсь у дома, из машины по полчаса не выхожу – с Вовкой разговариваю. О чем? Да обо всем и ни о чем. Говорю в основном я, а он слушает, и я чувствую, как он млеет от моего голоса. Сердце, глупое, на весь поселок колотится, ключи из потных ладоней выскальзывают, идиотская улыбка с лица не сползает… За ручку двери берусь – и тут же слышу шаги Кирилла. И такая нелепая мысль меня пронзает: думаю, вот было бы здорово с ним поделиться! Кто может быть ближе, роднее? Мы двадцать семь лет будто в одной камере просидели… А он кольнет взглядом и глаза отводит, словно мысли читает, пакеты из рук побыстрее вырвет и на кухню бредет. Я смотрю ему в спину и понимаю: чтобы выйти из камеры, у меня есть только один путь – взять и добить его. Не смогу я… Да и не знаю точно, что там, за пределами камеры. Поэтому снова лгу.